воздухе и протянуть жеманным и ленивым голоском: «Да, это письмо от моего любовника. Его жена уехала к морю, и он зовет меня в Лондон на пару дней поразвлечься». Глубокий обморок с последующим впадением в кому гарантирован. Лили с сожалением прогнала эту недостойную мысль и покорно ответила:
— Ничего особенного. Обычная рекламная акция. Заплати три фунта и выиграй стиральную машину. Не достанется машина — подарим тостер, не хватит тостеров, получу офи… очаровательные щипцы для завивки.
— И все?
В голосе Эулалии звучало столь искреннее разочарование, что Лили стало ее жалко. Она заперла машину, поднялась на крыльцо, повернулась и страшным шепотом сообщила:
— Честно говоря, еще пришла та статья, которую меня просил заказать мистер Саймон. О ядовитых грибах.
Глаза Эулалии Перкинс округлились до идеальной формы.
— О ядовитых грибах? Мистер Саймон? А… зачем?
— Не знаю. Он просил никому не говорить, так что не выдавайте меня.
Эулалия Перкинс свалилась с изгороди и помчалась домой, даже не удосужившись попрощаться. Лили усмехнулась. В течение ближайшего часа все заинтересованные обитатели маленького городка будут знать, что у мистера Саймона возникли явные трудности с разводом.
Лили не испытывала угрызений совести. Саймон был чужаком. Поселился он здесь лет десять назад, доход имел от букмекерства, а внешностью, характером и ухватками напоминал слизняка. Лили возненавидела его с тех пор, как на пороге молочной лавки выслушала от него настолько непристойное и мерзкое замечание, что едва не стукнула его бидончиком для сливок.
Она вошла в уютную и прохладную прихожую и уселась около телефона. Весь сегодняшний день был простой прелюдией к этой минуте. Именно сегодня, именно в четыре часа дня мистер Джереми Раш должен перезвонить и узнать, летит она в Африку или нет. Оставалось двадцать три минуты для принятия решения. Нет, уже двадцать две.
Гамлет со своим «быть или не быть» просто мальчишка.
Она машинально вытянула из сумочки ручку и стала быстро чертить на чистом листке блокнота. Легкие штрихи сложились в рисунок. Бабочка. Обычный ее прием. С самого детства Лили привыкла рисовать в трудных ситуациях. Когда ее ругали в школе — высокий забор или неприступный замок с башенками. Когда мать принималась воспитывать ее — лошадку или птицу. Когда предстояло что-то неприятное, но неотвратимое (визит к зубному или гинекологу) — бабочку или ящерицу. Таким образом она отгораживалась, обретала свободу, улетала и ускользала от неприятностей. Мысленно, разумеется.
Сейчас ей позвонят, и она должна сделать выбор. Остаться дома, в уютном и сонном мирке небольшого провинциального городка, среди книг и старинных гравюр, под неусыпной опекой Эулалии Перкинс — или ринуться очертя голову в Приключение, в конце которого, быть может, найдется ответ на вопрос, кто она такая…
Лили медленно достала из конверта билет на самолет. Хрустящий, разноцветный листок бумаги. Билет в иную жизнь.
Со столика на нее строго и испытующе смотрела мать. Фотография в простой деревянной рамочке, казалось, ожила.
«Не поддавайся импульсу, Лили! И обещай, что никогда не бросишь этот дом на произвол судьбы».
Семь лет назад она пообещала это своей умирающей матери. Та удовлетворенно кивнула, отвернулась к стене и спокойно умерла, словно выполнила некую миссию до самого конца. Подобные обещания надо выполнять, но…
Она ведь не собирается бросать дом! Она просто слетает и вернется…
Ага! Просто слетает в Африку, просто скажет «привет, па!» и просто вернется обратно.
Лили осторожно стерла пыль со стекла и тихо шепнула:
— Мам, я собираюсь лететь в Африку. В эту среду, после полудня.
Показалось ей или нет, но выражение маминого лица стало чуть более суровым. Лили неожиданно разозлилась. Не сильно, самую малость.
Ей никогда не удавалось настоять на своем. Мать строго следила за своим импульсивным чадом и не позволяла никаких вольностей. С большим трудом удалось уговорить ее разрешить Лили учиться в колледже, да и то только с условием, что жить она останется дома и работу будет искать только в родном городке. Все это было бы смешно…
Главным доводом матери было то, что Лили якобы способна нажить неприятности на ровном месте, чего уж говорить о неведомых краях типа больших городов или, не приведи бог, дальних стран.
«Вспомни, что было, когда ты полезла спасать котенка, забравшегося на дерево! Пришлось вызывать пожарную команду и снимать обоих!»
Лили нахмурилась.
— Я не такая, как ты, мама. Возможно, со временем я такой стану, но не сейчас. И потом — ты мне солгала. Ты сказала, что мой отец умер.
«Мне не нравится то, что ты задумала».
— Возможно, но мне двадцать пять лет, я давно сама зарабатываю на жизнь и имею право на собственные решения.
«Ты бестолкова и не умеешь организовывать свою жизнь. Ты все на ходу теряешь. Какая Африка!»
— Я не умею организовывать свою жизнь, потому что никогда в жизни этим не занималась. За меня это всегда делала ты. И теряю я только мелочи.
«Да? А твое первое жалованье? Ты оставила его в супермаркете, на прилавке!»
— Я хотела купить меренги нам с тобой к чаю. Я никогда в жизни не покупала ничего просто так, для удовольствия. Естественно, растерялась… И я вовсе не такая уж бестолковая!
За две недели, прошедшие с того дня, как ей позвонил Джереми Раш, Лили развила бешеную деятельность. Библиотека и Интернет давали возможность доступа к информации, и довольно скоро девушка собрала настоящее досье на этого человека.
Джереми Раш, тридцати восьми лет, англичанин, белый. Учился, но так и не закончил Оксфорд, специализировался на истории ранних норманнов. В девятнадцать лет завербовался в Иностранный легион, вел жизнь солдата и авантюриста, примерно тогда же начал писать статьи в глянцевые журналы и быстро набрал вес в журналистской среде. Во время боевых действии в Африке был тяжело ранен, попал в плен, провел там год, выжил, бежал, был ранен вторично, но сумел добраться до своих. В результате ранения у него отказали ноги, и до конца дней своих он обречен передвигаться лишь в инвалидной коляске. Поселился в Южной Африке, стал писателем. Его книги необычны, напоминают реальные репортажи с места события. Отличается дотошным отношением к мельчайшим деталям. Новый Киплинг, Джек Лондон и Ремарк в одном флаконе. Был женат. Разведен. Детей нет.
Вот так-то. Если бы не инвалидная коляска, то чем не пират? В Иностранном легионе хлюпиков не держат, надо полагать?
Лили очнулась и сердито посмотрела на портрет матери.
— Я полечу в Африку, ма. Поживу там с неделю, узнаю что смогу и вернусь обратно.
В ту же секунду зазвонил телефон, и Лили от неожиданности заорала. На лице матери явно проступило выражение мрачного удовлетворения.
Девушки, шарахающиеся от телефона, не могут летать в Африку по определению! Им это противопоказано.
— А…алло.
— Мисс Норвуд? Это Раш. Вы приняли решение?
— Я… да… в общем…
— Отлично. Я не сомневался. Итак, вы вылетаете в среду, да? Билет вы получили?
— Да… я… спасибо…
