получаса. Человек же способен привносить в настоящее прошлое тысячелетней давности как информацию для управления в настоящем своими поступками. И он также может спроецировать в своем сознании какой- либо образ в будущее не только на пятнадцать минут, но на недели, годы и даже десятилетия. Эта способность выходить за наличные временные границы, осознанно рассматривать свой опыт в свете удаленного прошлого и будущего, действовать и реагировать в этих параметрах, извлекать опыт из прошлого тысячелетней давности и формировать долговременное будущее и есть уникальная отличительная особенность переживаний человека.
Терапевты экзистенциального направления разделяют точку зрения Бергсона о том, что 'время есть сердце существования' и что наша ошибка заключалась в использовании применительно к себе, главным образом, пространственных определений, соответствующих res extensa (лат. существо протяженное), как если бы мы были объектами, которые можно было разместить наподобие неких субстанций в этом месте или в другом. Из-за этих искажений мы утратили подлинные и реальные экзистенциальные отношения как с самими собой, так и с окружающими нас людьми. Бергсон говорит о том, что из-за этого чрезмерного подчеркивания пространственного мышления 'редки моменты, когда мы постигаем себя, и, соответственно, мы редко бываем свободны'.[95] Или же когда мы рисуем себе картину времени, господствующую в Западном традиционном мышлении, в духе определения, данного Аристотелем: 'Время есть то, что измеряется в движении в соответствии с тем, что было раньше или позже'.
Поразительно то, что данное определение 'круга времени' действительно дается по аналогии с пространством, и это становится более понятно, если представить себе линию из однородных предметов или выставленных через одинаковые промежутки единиц на часах или календаре. Этот подход к изучению времени наиболее соответствует Umwelt, где мы рассматриваем человека как организм, находящийся между различными обусловливающими, детерминирующими силами реального мира и который приводится в действие инстинктивными влечениями. Но в Mitwelt, модусе межличностных взаимоотношений и влечений, количественное время не так сильно связано со значением события; так, например, характер или степень чьей-то любви нельзя измерить сроком знакомства с человеком.
'Круг времени' в действительности очень тесно связан с Mitwelt: многие люди продают свое время на почасовой основе, и каждый день их жизнь течет по графику. Мы же здесь скорее говорим о внутреннем значении, которое придается событиям. 'Счастливые часов не наблюдают', говорится в немецкой пословице, цитируемой Штраусом. И действительно, самые значительные события в психологической сфере человека это, по-видимому, как раз те, которые 'неожиданны', которые прорываются через обычный равномерный ход времени.
Наконец, модус Eigenwelt, собственный мир, мир сознавания себя, проникновения в суть смысла какого-то события применительно к себе, почти совсем не связан с 'кругом времени' Аристотеля. Суть сознавания себя и интуиции в том, что они немедленны и непосредственны, и момент сознавания важен в каждый момент времени. Вы можете легко в этом убедиться, обратив внимание на то, что происходит с человеком в момент инсайта или в любой другой момент, когда он сознает себя; инсайт происходит внезапно, 'рождается целиком', если так можно выразиться. Обдумывая после в течение часа или нескольких часов содержание инсайта, можно обнаружить, что многочисленные последовавшие за инсайтом умозаключения не сделают его, более понятным, чем он был в начале, и этот факт приведет нас в полное замешательство.
Экзистенциальные терапевты также отмечали то, что особенно глубокими психологическими переживаниями являются те, что расшатывают позиции человека в его отношениях ко времени. Сильная тревога и депрессия уничтожают время, делают невозможным будущее. Или напротив, предполагает Минковски, тревога пациента в отношении времени, его неспособность 'иметь' будущее, вызывает тревогу и депрессию. Так или иначе, самым неприятным аспектом затруднительного положения пациента является то, что он не в состоянии представить что-то в будущем, когда он уже не будет испытывать тревогу или депрессию. Мы видим тесную взаимосвязь между нарушениями, вызванными дисфункцией времени, и невротическими симптомами. Вытеснение и другие процессы блокирования сознания по существу являются способами, гарантирующими, что обычная связь между прошлым и будущим не будет достигнута. Поскольку для индивида было бы слишком болезненно или слишком опасно держать в сознании настоящего момента определенные аспекты своего прошлого, ему приходится нести прошлое подобно инородному телу в себе, как будто бы это не его прошлое, а инкапсулированная пятая колонна; в результате это приводит к невротическим симптомам.
Проблема времени, с какой стороны мы бы ее ни рассматривали, особенно важна в понимании бытия человека. С этим читатель может согласиться, но если мы попытаемся постичь время в других, а не в пространственных категориях, у него может возникнуть ощущение того, что мы столкнулись с загадочным явлением. Он может справедливо разделить недоумение Августина, который писал: 'Когда никто не спрашивает у меня, что есть время, я знаю ответ, но когда я стану объяснять это вопрошающему, я не буду этого знать'.[96]
Отличительным вкладом, который внесли аналитики экзистенциального направления в разрешение этой проблемы, является то, что они, поставив время в центр психологического явления, затем предположили, что будущее, а не настоящее или прошлое, является доминантной формой времени для человека. Личность может быть постигнута исключительно на пути движения к будущему; человек может понять себя только спроецировав себя в будущее. Это логически вытекает из того факта, что человек всегда находится в процессе становления, всегда устремлен в будущее. Личность необходимо рассматривать с учетом ее потенциальных возможностей. Кьеркегор писал о том, что 'личность в каждое мгновение своего существования находится в процессе становления, так как личность… только тогда является таковой, когда она идет к тому, чтобы стать личностью'. Экзистенциалисты не имеют в виду 'отдаленное будущее' или использование будущего в качестве ухода от прошлого или настоящего. Они всего лишь указывают на то, что человек, поскольку он сознает себя и не теряет трудоспособности по причине тревоги или невротических ригидных установок, всегда находится в динамичном процессе самоактуализации, всегда анализирует себя, формирует себя и движется к будущему.
Экзистенциалисты отнюдь не игнорируют прошлое, но считают, что его можно понять только в свете будущего. Прошлое это сфера влияния Umwelt, случайных естественных исторических детерминистических сил, воздействующих на нас. Но поскольку мы живем не только в Umwelt, мы никогда не являемся просто пассивными жертвами автоматического воздействия прошлого. Значимость детерминистических событий прошлого определяется настоящим и будущим. Как говорил Фрейд, нас беспокоит, как бы чего не случилось в будущем. Нищие отмечает, что 'мир прошлого есть произнесенное пророчество. Только как созидатели будущего, как познавшие настоящее, вы поймете это'. Любой опыт можно объяснить исторически, но трактовать прошлое через механистические определения ошибочно. Прошлое не есть 'настоящее, которое было', его также нельзя назвать совокупностью разрозненных событий или же статическим резервуаром воспоминаний, прошлых воздействий или впечатлений. Предпочтительнее было бы говорить о прошлом как о сфере непредвиденных обстоятельств, в которой мы принимаем события и из которой мы выбираем события, чтобы осуществлять свой потенциал, получить удовлетворение и безопасность в обозримом будущем. Эта область прошлого, область естественного хода событий и 'заброшенности', которую классический психоанализ, как подчеркивает Бинсвангер, преимущественно взял для своих исследований и изучения.
Но как только мы начинаем рассматривать исследование прошлого пациента в психоанализе, то обращаем внимание на два любопытных факта. Первое очевидное явление, наблюдаемое нами в жизни это то, что воспоминания о прошлом, которые остались у пациента, имеют очень незначительную (или не имеют вообще никакой) связь с количеством событий, которые действительно происходили с ним в детстве. Он запоминает какой-то отдельный эпизод, связанный с неким событием в определенном возрасте, а тысячи других забывает; и даже события, которые имели место чаще всего например как он вставал по утрам по всей вероятности не оставят в памяти никакого следа. Альфред Адлер замечает, что память это творческий процесс, что мы запоминаем то, что важно для нашего 'образа жизни' и что вся 'форма' памяти, таким
