виски, сыпанула в бокал льда и выразительно им позвенела.
— Эй! На палубе! Прямо по курсу — айсберг! Кэт!!!
— А? Что? Да. Нет.
— Выпьешь?
— Нет. Да!!! О господи...
Зета приготовила бокал для Кэти, а потом решительной рукой высыпала ей за шиворот пригоршню льдинок. Кэти заорала в голос и окончательно пришла в себя. Зета рассмеялась, накинула прозрачный пеньюар и уселась в кресле поудобнее.
— Слава богам, я уж думала, у тебя столбняк, дорогуша. Выпей — и расскажи тете Зете, что с тобой делала мерзавка Диззи Дэй. Приставала?
— Нет, что ты... Она со мной говорила ровно десять секунд. Так, вернее... гавкала...
— Мамаша Дэй как живая! И что дальше?
— Дальше я ничего не поняла и пошла к секретарше. Ее Сэнди зовут. Вот она-то мне и сказала...
— Что? Что Диззи Дэй ложится на операцию по смене пола и передает весь журнал тебе? Что Элтон Джон — натурал? С чего тебя переклинило-то?
Кэти торопливо осушила бокал с виски и безумными глазами уставилась на Зету.
— Я убью дядю Фила!
— Я тебе убью.
— Я думала, мне нужно будет задать пару-тройку дурацких вопросов какому-нибудь старому пню- миллионеру здесь, на Лонг-Айленде, а вместо этого в пятницу вечером я отправляюсь в Сингапур, чтобы взять интервью на шесть полос у миллиардера Брюса Блэквуда, который не любит их давать, потом сесть на обратный рейс, провести в воздухе в общей сложности тридцать пять часов, подготовить за оставшееся время материал, сдать его Диззи и получить за него... максимум десять баков, потому что все остальное она вычеркнет и не оплатит!
Зета издала пронзительный индейский клич и наполнила бокалы.
— Класс! Блеск! Супер! Шик! Отпад! Давай выпьем за папочку, он — лучший!
— Он — авантюрист!
— Он лучший из авантюристов. Ты хоть понимаешь, какую лотерею выиграла?
— Я? Я не умею брать интервью, я не умею писать для глянца, я ни разу в жизни не была в Сингапуре, у меня нет вечернего платья, и я... я...
Зета со спокойным интересом наблюдала за красной и возмущенной Кэти, потягивая янтарную жидкость из бокала и катая на языке льдинки. Кэти задохнулась и яростно уставилась на бесчувственную блондинку.
— Что ты так на меня смотришь?!
— Жду, когда до тебя дойдет.
— Что именно? То, в какой жопе я оказалась?
— То, как тебе повезло.
— Я... Ты... Взззфвххх... ой, не могу...
Зета поставила бокал на стол и начала загибать длинные пальцы с кровавым маникюром.
— Ты не умеешь брать интервью — а тебе поручают статью на три разворота. Ты никогда не работала для глянца — а тебя нанимает «Космо». Ты ни разу в жизни не была в Сингапуре — ты летишь туда на халяву... ну, вечернее платье я даже не упоминаю, это дело трех минут. Но самое главное: ты летишь брать интервью у самого Брюса Блэквуда!!! Прости, дорогуша, но если ты всего этого не ценишь, то ты просто неблагодарная дрянь. Твое здоровье.
Кэти некоторое время хлопала ресницами, а потом вдруг захохотала. Зета присоединилась к ней, и они вдвоем смеялись до тех пор, пока не начали стонать от смеха. Кэти вытерла слезы и прерывающимся голосом пролепетала:
— Спасибо тебе... вернула мозг на место... только... Зе... та... Я все равно не знаю, кто такой... Брюс Блэквуд...
Зета фыркнула и удалилась в дом, погрозив Кэти пальцем. Вернулась она через пять минут, уже относительно одетая, неся перед собой нежно-розовый ноутбук. Сбоку болталась «мышь», скромно инкрустированная стразами.
— Так-с, посмотрим, что тут у нас есть о Красавчике Брюсе...
При виде Брюса Блэквуда, лениво улыбающегося с обложки журнала, дыхание у Кэти Спэрроу на секундочку перехватило. Она уже довольно давно решила для себя, что мужчина не должен быть красавчиком — в этом есть что-то неестественное, — но здесь...
Высокий, широкий в плечах, но не мощный. Идеальная осанка танцора, длинные ноги бегуна, красивые руки пианиста. Загорелое лицо, четкие, медальные черты: довольно крупный, но не массивный нос, резко очерченные губы, высокие скулы, волевой подбородок. И глаза — ах, какие глаза! Ледяные норвежские озера, отражающие голубизну неба. Топазы! Или про мужчин так все-таки не говорят?..
На загорелом лице эти ярко-голубые глаза смотрелись удивительно и завораживающе, а в довесок к ним прилагались густые, причудливо изогнутые брови и длинные, словно девичьи, ресницы.
Зета горделиво хмыкнула, будто именно она была автором столь выдающегося произведения искусства, как Брюс Блэквуд.
— Поняла, племяшка? Если бы на твоем месте была я... о, я бы даже притворяться не стала, что умею писать. Ну что, ввести тебя в курс дела?
— Д-да... ох, что-то жарко...
— То ли будет в Сингапуре. Смотри. Это он на Карибах. Это — на Багамах. Это его поместье в Англии — видно плохо, потому как близко туда подлетать нельзя, но и так ясно, что чистый Диснейленд. В смысле дворец. Та-ак... это «Золотой глобус», он с актрисками...
— Это же сама... Что ж она так рот открыла?!
— Ну да. Я ее понимаю. Это он на борту собственной яхты, это — его личный реактивный самолет, это — его конюшня и он сам в ней, делает вид, что убирает навоз... впрочем, вилы держит правильно, не удивлюсь, если действительно иногда балуется физическим трудом. Все эти молодые миллиардеры любят вспоминать босоногое детство и бедную студенческую юность. Правда, Блэквуд, насколько я помню, родился уже миллионером.
— Куда я лечу?..
— В Сингапур, не забудь. Насмотрелась? Давай переодевайся, и поедем по магазинам.
— Зачем?
— Здрасти! А вечернее платье? А сексуальное бельишко? А косметика-духи-бриллианты?
— Ну бриллианты...
— Я имею в виду хорошую вечернюю бижутерию. На бриллианты, способные удивить Брюса Блэквуда, нас с тобой не хватит, даже если продадим папочку Фила. В общем, жду тебя, не тяни.
Кэти робко хихикнула:
— А ты так поедешь?
Зета потянулась всем телом. Узкая белая полоска шортиков плюс чуть более широкая, изумрудная ленточка топа — вот и все, что прикрывало смуглую соблазнительную плоть ново-обретенной тетушки Кэти. Зета взбила платиновую копну волос и серьезно ответила:
— Пожалуй, ты права. Надо найти сандалики...
Из полуобморочного состояния Кэти выпала только через два дня, уже в самолете. В просторном салоне аэробуса негромко жужжали и щебетали несколько десятков пассажиров, преимущественно — китайцы и японцы. Шум турбин нарастал, тяжесть вдавила Кэти в кресло... а потом отпустила, и девушка с неожиданным облегчением откинулась на. спинку кресла. Что ж... Раз нет другого выхода, придется постараться — и получить от этой авантюры удовольствие. В конце концов, ей всегда хотелось совершить что-то необыкновенное — вот и вперед.
Кэти подозвала стюардессу, попросила принести ей несколько буклетов и углубилась в сложные подсчеты, касавшиеся самого сложного вопроса на свете: если в Нью-Йорке полдень, то который час в Сингапуре? И какое там при этом число? И... впрочем, это уже не так интересно.
Вот что, в самых общих чертах, предшествовало началу этой истории.
