— Если ты не хочешь говорить — не надо.
— Я не хочу, чтобы между нами оставались тайны.
— А я не хочу… Морт, а когда мы поженимся, этот портрет…
— Он останется в комнате, но я жить в ней больше не буду. Мы с тобой будем жить вообще в другом доме. Я построю его для тебя. Совсем новый дом… без эха моего бреда, без призраков моей тоски…
— Морт, что случилось, когда ты приехал к Сесили на виллу?
— Ничего. Я прожил у нее на вилле неделю. Она никак не хотела вести серьезные разговоры. То гости приезжали к ней, то она уезжала к подругам… Потом я все же улучил минуту и настоял на разговоре. Мы крупно поругались. Я говорил, что не желаю быть ее игрушкой, что она не вправе распоряжаться чужими судьбами, а она плакала — от злости, исключительно от злости. По-моему, я вообще был первым в ее жизни человеком, который не подчинился ее прихоти. Она достала из стола пистолет и стала кричать, что покончит с собой. Это был отвратительный спектакль, но он мог плохо кончиться, потому что она совсем не умела обращаться с оружием. Я бросился к ней… Я хотел забрать пистолет…
— Морт! Смотри на меня! Говори со мной! Выговори это все! Выбрось из себя! Нужно избавиться от кошмара…
— Я не могу, Дженни… Я дальше ничего не помню… Ее лицо вдруг страшно исказилось. Она выругалась — по-мужски, очень грязно… потом был выстрел… удар по голове… тьма… а потом я очнулся и увидел, что сижу рядом с Сесили, а у нее нет половины лица. Пистолет лежал рядом… Служанка кричала, вызвала полицию…
— Бедный мой! Так ты сомневался, потому что думал, что это ты ее убил?
— Нет! Не то. Дженни, наверное, я все же сумасшедший, но… Я знаю точно, что я не убивал Сесили. Они все говорили про состояние аффекта, про амнезию — а ведь я вовсе не был в такой уж ярости. Я вообще был довольно рассудительным малым, я не кричал и не ругался, я просто выговаривал Сесили… Потому она и разозлилась. Она не любила нотаций. Ее стихия — скандалы с битьем посуды, плачем и бурными примирениями в постели.
— Но амнезия…
— Не так уж многого я и не помню. Мне кажется, был просто удар, после которого я потерял сознание. Вот этого отрезка я и не помню, но это же естественно — раз я был в отключке? Кроме того, мне кажется… я никак не могу ухватить это воспоминание… Сесили отступала к трельяжу, лицо у нее было злое, она ругалась… но не на меня! Она смотрела мне за плечо. А у нее за спиной в зеркале…
— Морт! Ты видел убийцу!
— Вот его-то я и не могу вспомнить. И потому остаюсь единственным подозреваемым в ее смерти. Но ведь убийца-то не знает ничего, кроме того, что я жив и на свободе. Он должен избавиться от меня — и потому я сижу на этом острове, как мышь под метлой…
— Поэтому ты и сказал, что рядом с тобой мне грозит опасность…
— Не только поэтому.
— Почему еще?
— Потому что… надо смотреть правде в глаза, Джен. Я действительно МОГ впасть в безумие и убить Сесили. А это значит, что я опасен для окружающих. Убивший однажды, убьет дважды…
— Я не верю, что ты мог убить. Там был кто-то третий. Сесили узнала его. Именно он ударил тебя, именно он выстрелил, а потом подбросил тебе перчатки со следами пороха…
— Дженнифер Аргайл! Ты опять лазила по моим ящикам?!
— Всего один разочек. Давно. И вообще — имею право, я твоя будущая жена.
— Джен… если ты уйдешь, я умру.
— Я люблю тебя. Я никогда тебя не оставлю.
Были и другие разговоры, только совсем в другом месте.
— Добрый день. Я хотел бы узнать насчет покупки земельных участков… иными словами, мне нужен остров. Небольшой такой островок, не слишком далеко от цивилизации, но и не слишком близко к ней. Мне говорили, тут неподалеку есть архипелаг…
— О, сэр, там вам вряд ли что-то подойдет. Правда, один остров там уже куплен, на нем живет какой-то англичанин, насколько мне известно, но все остальные острова слишком малы и непригодны для проживания.
— Англичанин? Интересно, интересно… а как его фамилия?
— Одну минуту, сэр, я посмотрю по компьютеру… Вот. У. Дж. Арбетнот.
— Вы позволите взглянуть на вашу карту, мисс? Не хотелось бы нарваться на англичанина, так любящего уединение.
— Разумеется. Вот, видите? Это его остров, а архипелаг расположен чуть восточнее. Я бы вам рекомендовала обратить внимание на остров Эльютера и иже с ним. Это все-таки настоящие Багамы, там истинный рай…
— Благодарю, мисс. Я посмотрю ваши предложения в гостинице. Страшно устал.
— Могу я внести вас в список наших клиентов?
— Конечно! Пишите… Дирк Килеман, Айова.
— Билли, бросай своих поросят, иди сюда.
— Что случилось? Мальчик…
— Мальчик женится на девочке.
— Да ладно!
— Шоколадно. Билли, ты смекаешь, о чем я говорю?
— Нет.
— Олух! Платье! Нам нужно самое прекрасное в мире платье и еще фата. У меня есть белый креп и белый тюль, а цветов надерем с твоих апельсинов…
— Морин, неужели все закончилось? Ты понимаешь, ЧТО это значит, ведьма ты старая?
— Что, Билли?
— Что мы вернемся в Англию! Мальчик здоров — и мы можем вернуться домой!
— А я думала, ты привык к Острову.
— Я? Да я видеть его не могу! Морин, а помнишь, как ландыши расцветают в мае? А тисовую аллею помнишь?
— Медная моя посуда небось вся позеленела. Паршивка Пеготи ее не чистит, зуб даю. А медь надо чистить…
— Мы вернемся домой, Морин. Домой…
В конце недели бледный и похудевший Мортимер Лайонел Риджвуд, граф Уоррингтон, сделал официальное предложение руки и сердца Дженнифер Аргайл. Дженнифер Аргайл предложение приняла, а вместе с ним — и изумрудное кольцо удивительной красоты, которое Морт надел ей на палец в присутствии счастливо хлюпающей носом миссис Соммерс и еще более величавого, чем обычно, Уильяма Арбетнота, дворецкого. Свадьбу назначили на воскресенье.
Закат был великолепен. Небеса расстарались на славу, и Дженнифер Аргайл ощущала себя в самом настоящем соборе — только громадном и нерукотворном. Океан пел торжествующий свадебный гимн, а последние лучи солнца озаряли белоснежный пляж, словно покрывая его пурпурным ковром.
Миссис Соммерс поддерживала Морта под руку, а он все норовил броситься в дом и поторопить невесту…
Но вот на тропинке, ведущей на пляж, показалась прекрасная пара. Дворецкий Арбетнот почтительно
