Пока мать отвлекала сына разговором, Миша вновь заглянул в комнату вояки, где притихшие подростки продолжали слушать Цоя.
— Так, парни, уже поздно, давайте живо по домам! Сами видите, он невменяемый!
Пацаны поднялись. Но тут в комнату ввалился Кешка, почувствовав недоброе.
— Куда? Назад! Сидеть! Никуда не пойдете! Будете жить здесь! — Кешка заслонил им дорогу. Пацаны вновь послушно уселись на кушетку.
Миша прошел в гостиную, где продолжала причитать тетя Валя.
— Миша, что же делать, с этим обормотом? Ведь так и под статью может попасть.
— Валентина Арсентьевна, да не спорьте с ним, послушают музыку и отпустит он их.
— И сон его не берет, дурака, и пива еще притащил с собой. Как бы мальчишек не напоил.
— Еще чего! Никакого пива, пусть музыку слушают, — заявил Кешка, вновь появляясь в проеме.
— Кеша, отпусти мальчиков, — начала умолять тетя Валя. — Опять неприятности наживешь.
— Они не будут служить! Запомните это! Это я вам говорю! Они не будут служить в этой армии!
— Зачем ты удерживаешь пацанов? Хочешь, в снова милицию угодить? — пытался урезонить соседа Миша.
— Они будут жить со мной. Я их буду воспитывать, — продолжал разглагольствовать пьяный, плюхаясь в кресло.
Миша сделал знак тете Вале молчать, не спорить. Кешка откинулся на спинку кресла, все еще пытался что-то говорить, но уже с трудом ворочал языком. Его несвязная речь стала перемежаться паузами, а осоловелые глаза сужаться, через несколько минут он мирно засопел, уронив коротко стриженную голову на руку.
— Слава богу, уснул, — вздохнула с облегчением бедная женщина.
— Ну все, можете пацанов отпускать, а я пошел.
— Храни тебя Господь, Мишенька! Всегда ты нам помогаешь, — она всхлипнула.
— Будет вам, тетя Валя, мы же соседи.
Они подошли к автобусной остановке и Лика всматривалась в даль. День подошел к концу. Жизнь подошла к концу. Следующая начнется в следующее воскресение. Так и жили — урывками. Сколько это еще будет продолжаться. Тело будет неделю изнывать от одиночества, каждый очередной унылый вечер будет казаться бесконечным ожиданием, отдаляющим новую встречу. На работе они старались, как можно меньше общаться. Но кота в мешке не утаишь и сплетни, злобные сплетни изнывающих от плоскости собственной личной жизни сотрудниц, уже поползли по заводу, проникая из комнаты в комнату, обрастая домыслами, извращая все, что только можно извратить. Она ощущала на себе косые взгляды, она слышала, как шептались за ее спиной. С каждым днем проводить целый день в угнетающей атмосфере становилось все сложнее.
Миша обнял ее за плечи.
— Слушай, всего семь часов! Мне надо сегодня к Кириллу еще заехать, хочешь со мной? Он будет рад.
Она грустно покачала головой.
— Мне далеко ехать, Миш. Давай в следующий раз. Он, кстати, обещал меня сфотографировать. Говорит, у меня идеальная фигура. Льстит, конечно, но все равно приятно.
— В каком же это виде, позвольте вас, сударыня, спросить, вы собрались сниматься?
— В обнаженном.
— Так и знал. Предчувствовал просто. Узнаю Кирилла. Он всем предлагает ню. Просто поражаюсь. Странный вы все-таки народ, женщины. И почему вам так нравится фотографироваться обнаженными? Хлебом вас не корми, только дай покрасоваться нагишом. Ну, вот скажи, что в этом интересного?
— А что тут плохого, Миш?
— Да, ничего тут плохого, конечно, нет. Кирилл замечательный фотохудожник, как говорится от бога. Не всякий мастер может так снимать обнаженную натуру, как он.
— Женское тело, ведь это так красиво. Признайся? Разве тебе не самому не приятно смотреть на красивое женское тело?
— На твое — да.
— Да ладно, скажешь тоже. На любое приятно!
— Лика, никто и не спорит, что красиво. Только я ревную.
— Глупыш, он же твой друг.
— Прекрасно это сознаю, но все равно бешусь от одной лишь мысли, что кто-то будет на тебя смотреть и любоваться сокровенными изгибами твоего тела.
— Не говори глупостей. Ты что, забыл, как я тебя люблю?
Она встала на цыпочки и чмокнула его в висок.
— Мой автобус едет. Пока?
— Пока, любимая.
Он помог ей взойти на ступеньки подножки автобуса и еще долго стоял на пустынной остановке, глядя вслед.
Глава 12
На следующий день Миша пришел на работу раньше обычного. Еще никого не было, кроме охранников, но дверь в соседнюю лабораторию была почему-то открыта настежь. В помещении ярко горел свет, кто-то монотонно бубнил из дальнего угла из-за груды приборов. Заглянул. Ба! Да это Юрий Палыч. Склонился над учебником английского языка и бормочет, бормочет — новые слова пытается запомнить. Оказалось, Юрий Палыч на спор проиграл Белову в шахматы. И теперь должен за это выучить английский язык. Если он не выучит «инглиш» за три месяца, то год обязуется не брать в руки шахматы. А такое испытание для Можаровского было смерти подобно. Поэтому он приходит каждый день раньше всех и до начала рабочего дня усиленно долбит иностранный.
— Я к вам скоро присоединюсь! — сообщил ему Миша, вспомнив свое обещание Лике одолеть иностранный.
— Давай, веселее будет.
День начался с «разбора полетов». Тихонову влетело за то, что он не закончил свой макет, хотя макет был закончен и еще два дня назад он отдал его Свете, чтобы та подготовила сопроводительную документацию. Света, как выяснилось, не успела все закончить, проболтала с Луизой и подружками с соседних отделов, и теперь влетело Мише, как ответственному за работу.
— Ты бы хоть предупредила, что макет не сдан, Светок. Я бы знал, что говорить, а так стоял, как столб, и рот разевал как рыба на песке, не знал, что и сказать, — подошел Тихонов к ней после пятиминутки.
Света пожала плечами.
— Ну, извини. Меня так загрузили бумагами, за вами всеми не угонишься. Витя тут тоже подсунул работку, потом ты, как мне успеть?
— Ооо! Тогда нет вопросов. — Тихонов щелкнул пальцами. — Тогда все ясно! Мне с Витьком в борьбе за приоритетность не сравняться. Его пылкие взгляды вне всякой конкуренции. Особенно, когда рядом Света.
Витя кинул в Тихонова комок смятой бумаги. Светка вспыхнула. Луиза Владимировна неожиданно вступилась за свою младшую подругу.
— Ты бы, Тихонов, лучше за своими взглядами следил.
Миша недоуменно повернул голову в ее сторону.
— Не понял?
