собеседнику лобастую бритую голову, что-то настойчиво пытался ему втолковать.
— Остается в скинхеды податься, — вырвалось у плачущего Антона.
— Да я тебя сам первым же урою, понял? — крепко грохнул кулаком по столу, багровея, Саша.
Посреди стола среди окурков, разрезанных луковиц, кильки и ломтей бородинского хлеба красовалась наполовину опустошенная трехлитровая банка с солеными огурцами. Похоже, новым заготовкам подошло время дегустации.
Антошка когда-то служил в разведвзводе в оперативной бригаде вместе с Кешкой, поговаривали, что он побывал в плену у «чехов», что его там насиловали. После возвращения оттуда «крышу» ему однозначно сорвало, напившись, он начинал куролесить, по поводу и без повода встревал в драки. Не дай бог, если на его пути попадалась личность «кавказской национальности». Пиши, пропало. После бесчисленных потасовок с проломленной головой он уже дважды попадал в реанимацию.
Саша был самым старшим из компании, ему довелось хлебнуть горечи выше крыши, служил десантником в Афгане, где подорвался на мине.
Из всей компании не служил только Васька с третьего подъезда, он учился в медицинском на хирурга и жил с больной матерью, тетей Тоней. У нее несколько лет назад случился инсульт в результате гибели старшего сына Николая. Он был морским офицером, служил на Северном флоте. Когда начались трудные времена и военным начали задерживать зарплату, он, как и другие офицеры, вынужден был переехать с семьей с берега на боевой корабль. Из-за вечной нехватки денег, из-за неустроенности быта, стали возникать частые скандалы и ссоры с молодой женой. Та, не выдержав, забрала ребенка и укатила на Смоленщину к теще. Через месяц сослуживцы обнаружили Николая застрелившимся во время дежурства. Васька долгое время вынужден был ухаживать за прикованной к кровати матерью, насмотревшись на ее страдания, твердо решил поступать в медицинский.
На вошедшего Михаила никто не обратил никакого внимания, словно он пребывал в другом измерении. Миша неодобрительно оглядел компанию. Вот нахрюкались, бедолаги. Совсем уже «хорошие». Где же Кеха? Уж, не за водкой ли побежал? Так ведь и квартиру по-пьяни спалить могут. Он вышел проверить другие комнаты. Кешка оказался в гостиной. В полосатом засаленном тельнике, в одном носке, он устроился на диване, согнувшись в три погибели. К большому пальцу обнаженной ноги был привязан конец натянутого шнурка, другой конец перетягивал левую руку над локтем. В дрожащей руке был зажат шприц, которым он тщетно пытался попасть в вену. Сгиб руки от постоянных инъекций превратился в сплошной синяк. Кешка поднял на вошедшего мутные глаза и криво усмехнулся пухлыми губами.
— Что, воспитывать пришел? Ну-ну, давай! Давай, давай, воспитывай!
Миша присел рядом с ним на корточки. Если бы не знал его предысторию, врезал бы хорошенько по сопатке. А так — жаль было парня. Отнимешь сейчас дозу — только хуже сделаешь. Сделав укол, Кешка с облегчением освободил руку от удавки и откинулся с блаженной улыбкой на подушки дивана, прикрыв глаза.
— Кеха, давайте, завязывайте! Забирай друганов, и валите куда-нибудь! Хватит погромы в доме устраивать, весь подъезд на уши поставили. И Антохе больше не наливайте, он парень с придурью, когда- нибудь нарвется на приключение, или пырнет ножом кого-нибудь, или голову ему открутят. Вечно ввязывается по пьянке в драки. Вон, в Ваську бутылкой запустил.
— Ладно, Миш, не волнуйся. Сейчас, через пяток минут свалим, за гаражи пойдем.
— Да мне плевать, куда вы пойдете, хоть к черту на кулички катитесь! Покоя от вас никому нет. Если нормально посидеть и выпить не можете, на хрен собираться вместе? Где предки-то?
— На дачу укатили.
— Вот вместо того, чтобы пьянствовать, лучше отцу с матерью помог бы. Будете уходить, приберите за собой. Насвинячили тут.
— Отстань, а, — простонал Кешка. — Тоже мне, Макаренко выискался.
Через полчаса на лестничной площадке хлопнула дверь, раздались громкие возбужденные голоса и пьяная компания выкатилась во двор. Миша подошел к открытому окну, отдернул тюлевую штору. Четверка, медленно брела в сторону гаражного кооператива, подстраиваясь под Сашин шаг. Могучая высокая фигура его, опираясь на трость, старательно вкалачивала протезы в землю. Сашка вызывал у Миши огромное уважение. Пережить такое — и не сдаться, это настоящий героизм.
Рота десантников, в которой служил Саша, под Пули-Хумри при зачистке кишлака попала в засаду душманов и была обстреляна из гранатометов. При разрыве гранаты молодому солдату оторвало ногу. Товарищи наложили на ногу, как могли, жгут, и попытались вытащить его вместе с другими ранеными из- под шквального огня моджахедов. Но когда они пробирались под прикрытием «Шилки» вдоль дувала, санинструктор Вовка Кабанов, по прозвищу Кабанчик, наступил на мину. Взрыв! Вовку в куски! Остальных накрыло крепко осколками, Саше тоже досталось, теперь уже в уцелевшую ногу.
Очнулся он только в госпитальном модуле, когда медсестра мокрой губкой смывала ему с лица запекшуюся кровь, гарь и песок. Сильно болела нога, нестерпимо, так, что хотелось кричать.
— Сестричка, укол сделай, нога болит, жуть, терпеть мочи нет!
— Которая нога?
— Левая.
Она отвернулась. Левой ноги у него уже давно не было, оторвало по колено, обрубок был перетянут жгутом из солдатского ремня. Ему не решились снять его до отправки в госпиталь, боялись кровотечения.
— А вторая нога, вторая не болит? Чувствуешь ее вообще?
— Нет, ничего не чувствую. А что с ней? Тоже зацепило?
Медсестра кивнула. Бедный мальчик. Если бы он мог видеть, как его зацепило. Вместо ноги — сплошное месиво. Что там осталось от костей, от мышц, осталось ли что-то вообще, только хирург сможет сказать.
— Мы тебя сейчас немного отмоем и на операционный стол. Хирург уже ждет тебя.
— Хирург? — Саша нахмурил выгоревшие на солнце брови. — Так серьезно, да, сестричка? Ты не стесняйся, говори, как есть. Я же солдат.
— Серьезно, — тихо ответила она и повезла его на каталке в предоперационную.
Хирург, невысокий мужчина, совершенно лысый, но с внушительными усами, поправил очки и произнес только одно слово.
— Наркоз.
Ему было все ясно. Он повидал на своем веку не одну раздробленную ногу, не один обрубок с черной запекшейся кровью на конце. Саше сделали укол, и он уснул. А когда проснулся, увидел перед собой лицо того же хирурга.
— Проснулся, голубчик? Теперь можно и познакомиться. Олег Степаныч — я, кромсал тебя, как мог, но много не смог, к сожалению.
— Ноги целы? — прохрипел Саша.
— Врать не буду. Ты парень крепкий, справишься. Одной ноги нет. Тебе ее еще на поле боя оторвало. Вторую я думал тоже отрезать, но инфекции пока сильной нет, попробую тебя на антибиотиках да на спицах Илизарова вытащить.
— На каких спицах?
— У тебя от костей там одни осколки. Мы их соединили, воссоздали первоначальный вид, теперь будем молиться, чтобы срослось и не инфицировалось. Если так оно и будет — уедешь домой с ногой.
— А если нет?
— А «если нет» я и обсуждать не хочу. Борись, понял меня? Процесс пойдет долгий и муторный, настройся на победу, заставь себя пережить все это. Понял, Сашок? Ну и молоток.
Олег Степаныч похлопал его по щеке и пошел к другим больным.
Около года Саша провел на больничной койке. Перенес около десяти операций. Олег Степаныч не обманул — процесс оказался ужасно долгим и болезненным. Сращение шло плохо, его перевели в специализированный Центр Ортопедии и Травматологии. Несколько раз начиналось нагноение, раны
