него.
Девушка улыбнулась и подошла ближе. Билл молча, осторожно, накрыл ладонями ее маленькие груди, стал бережно ласкать напряженные соски. Морин молча расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки... вторую... третью. Билл торопливо освободился от пиджака, содрал рубашку через голову и снова принялся ласкать ее грудь. Морин откинула назад голову, подалась к нему, закрыла глаза. Ее нижняя губа была прикушена, прерывистое дыхание вырывалось из груди с тихими, блаженными стонами. Билл почувствовал, как в глазах у него темнеет. Он едва сдерживался, чтобы не овладеть ею, как совсем недавно, в саду, но ведь на этот раз все должно было быть медленнее...
Ее пальчики ухватились за пуговицу на брюках, расстегнули молнию, а потом Билл едва не потерял рассудок от неожиданности – рука Морин скользнула к нему в брюки, чудом держащиеся на бедрах. Зеленые глаза, потемневшие от страсти, открылись, и ирландская ведьма с шутливым ужасом в голосе воскликнула:
– Ты всегда надеваешь костюм на голое тело, ковбой?
Он вцепился в ее руку, ласкавшую сейчас самую чувствительную часть его тела, и прорычал:
– С тобой лучше не перегружать себя лишней одеждой, красавица. Можно не успеть снять ее...
Она рассмеялась и помогла злосчастным брюкам упасть на пол. После этого Билл со вздохом облегчения привлек ее к себе, наслаждаясь ощущением этого великолепного тела, так тесно прижавшегося к его собственному, неистово лаская выгибающуюся спину и точеные бедра, то и дело скользя ладонью по груди, нежному животу, завиткам темных волос внизу...
Морин прерывисто вздохнула, чувствуя, как он усиливает натиск. Она сама не знала, что возбуждает ее сильнее – стремительные и обжигающие прикосновения, страстные поцелуи или ощущение его напряженной плоти, касающейся ее бедер и живота...
Они медленно опустились на ковер перед горящим камином, и алые отблески заплясали по белоснежной коже девушки. Морин со стоном выгнулась дугой в руках Билла, обхватила его за шею руками, потянула его к себе, мечтая только об одном – почувствовать на себе тяжесть этого могучего тела, ощутить тот миг, когда они станут едины...
Билл не заставил себя ждать. Он почти накрыл Морин своим телом, изо всех сил оттягивая тот момент, когда он больше не сможет сдерживаться. Девушка была такой маленькой и хрупкой рядом с ним, что больше всего на свете он боялся причинить ей невольную боль. Несмотря на собственные муки, становившиеся все сильнее, он принялся ласкать Морин еще настойчивее, пока она не начала извиваться в его руках, стонами моля о близости. Билл медленно раздвинул ее бедра, ладонью ощущая влажный жар ее лона...
А потом был смерч и вихрь, тьма и мириады новых солнц, сменившихся радугами и золотым дождем. Было ощущение полета, подъема на какую-то немыслимую вершину, где захватывает дух и останавливается сердце, но в этот момент ты слышишь стук другого сердца и понимаешь, что отныне ты совершенно бессмертен, ибо у тебя два тела, два сердца, два дыхания, и при этом ты – одно, ты един так, как не был никогда в жизни...
И тьма рассыпалась миллионом сияющих искр, раскатилась тихим и счастливым смехом женщины, ветром пронесся над ней блаженный вздох мужчины, и не стало на свете ничего, кроме тьмы, тепла и сжатых насмерть объятий.
Морин проснулась на рассвете, потому что Билл целовал ее. Она сонно улыбнулась в ответ, обхватила его и руками, и ногами, прижалась щекой к теплой груди и сказала тихо и счастливо:
– Я могла бы провести так всю жизнь.
Билл провел ладонью по буйным черным кольцам волос Морин, потом легонько шлепнул ее по тугой попке.
– Ничего не выйдет. Коровы должны доиться, лошади пастись, куры – клевать зерно. Кроме того, нужно и нам подкрепить силы, а также продумать, что делать с Мю.
Морин мгновенно открыла глаза и с тревогой уставилась на Билла.
– Ты считаешь, нам надо скрывать от нее...
– Не уверен, что нам это удастся, но и просто начать спать в одной постели мы не можем.
Морин отползла на край кровати, потянула к себе простыню. Если она что-нибудь понимает в жизни, Билл сейчас предлагает ей одеться и потихоньку сматываться из его комнаты!
– Мне казалось, мы оба этого хотели.
– Да. И сделали это. И если ты не будешь смотреть на меня так сердито, то я рискну предположить, что мы сделаем это еще и еще раз. Если повезет – то прямо сейчас.
– Нет, для начала я хочу понять, что ты имеешь в виду. То, что мы должны тискаться по углам и торопливо трахаться, пока Мю спит или скачет верхом по прерии? А потом делать вид, что ничего не произошло, и мило улыбаться за столом?
Билл вздохнул и встал с постели. При виде его обнаженного тела у Морин перехватило дыхание, но она изо всех сил держала себя в руках. Мужчина подошел к окну, задумчиво взялся за открытую створку.
– Морин, я ведь ковбой, а не профессор...
– Это в смысле: сделал дело – скачи себе смело?
– Не язви. Это в том смысле, что объяснять на словах я не шибко умею. Ты уже, вон, считаешь, что я предлагаю прятаться...
– Но ты именно это и предлагаешь! Неужели ты не понимаешь, как это противно – приходить тайком в чужую комнату, быстро... сам знаешь что, а потом убегать к себе? Так поступают, когда не хотят никаких отношений. Я тебя спрашиваю – какие у нас с тобой отношения?
Билл повернулся к Морин, скрестил руки на груди, присел на подоконник. Она собрала в кулак всю свою волю, чтобы не опускать глаза ниже его мощной груди.
– Морин, я не знаю, как это объяснить. То, что было со мной ночью... Это как будто табун диких лошадей по мне промчался, но от этого не больно, а хорошо. Так я это чувствую. Но что касается нашей жизни в этом доме – здесь не только мы с тобой должны решать.
– Разве ты кого-нибудь спрашивал, когда женился?
– Нет. Но мы были вдвоем с Мэри Лу. Мы ни черта не умели, мы, как молодые жеребята, только в охоту вошедшие, просто знали, что нас друг к другу тянет. Это уж потом мы узнавали друг про дружку, понимали, что к чему, уважать учились... Любить! И вот когда маленько научились – у нас появилась Мюриель. Так мне кажется.
– Хорошо. А мы с тобой?
Он стремительно шагнул к ней – и через мгновение оказался на кровати, лежащим на Морин, опираясь только на полусогнутые локти. У нее перехватило дыхание – и от желанной тяжести тела мужчины, и от неожиданного острого возбуждения. О боже, кто бы мог подумать, что этот простоватый ковбой окажется таким пылким, таким изощренным, таким умелым, страстным и нежным любовником? А она сама... Она ли это?
Билл не отрывал глаз от ее пылающего лица.
– Я хочу тебя, Морин. Я хочу тебя с самого первого мига нашей встречи. Ты ведь тоже это почувствовала там, на крыльце дома Риджбеков? Но я не могу, не имею права решать наше с тобой будущее без Мюриель. Ведь для нее ты займешь место ее матери. Матери, которую она почти не видела, не помнит, но которую любит, а значит – ревнует.
– Она хорошо ко мне относится...
– Она считает тебя своим другом. Верит тебе. Подражает тебе. Благодарна тебе. Она рада, что ты согласилась остаться в этом доме. Но будет ли она рада, если ты займешь место ее матери?
Они оба повернулись на короткий, тоненький всхлип. Дверь комнаты стукнула, донесся звук торопливо удаляющихся шажков босых пяток. Потом стукнула входная дверь. Со двора донесся резкий свист, топот копыт, яростное ржание.
Билл и Морин в ужасе и тоске посмотрели друг на друга, потом скатились с постели и подбежали к окну. Громадный вороной перемахнул забор и помчался в прерию, вздымая клубы пыли. На спине сжалась в комочек маленькая фигурка.
