– Даже не знаю.
– Зачем ты приехал? Только чтобы сказать мне про Санту и пение?
– Н-нет… в каком-то смысле у меня не было выбора.
– Что-то ты не выглядишь, как человек, которого угрозами вынудили сделать то, чего ему совсем не хочется делать…
– Джилл Сойер, если ты помолчишь хоть минутку, я, возможно, смогу собраться с силами и сказать то, что должен.
– Марк, я ничегошеньки не понимаю…
– Умолкни.
– Хорошо. Молчу.
– Спасибо. Так во-от… Я не собираюсь давать никаких обещаний. Нет. Не так. Наоборот, я как раз хочу дать тебе страшную клятву. Я клянусь, что буду любить тебя вечно. Я в этом совершенно уверен. Не уверен я в другом – будешь ли любить меня вечно ты. Даже если сейчас тебе может показаться, что это так, на самом деле все может обернуться по-другому, и ты даже возненавидишь меня… Я ведь не очень-то легкий человек.
– О да!
Марк помолчал и сказал совсем другим голосом:
– Джилл, я люблю тебя. Очень. Я не могу без тебя жить. Если ты окажешь мне честь принять мою любовь и тебя не испугает мой характер…
Джилл улыбнулась.
– Я видела тебя разным, Марк Боумен. В том числе и совершенно невыносимым, и слабым, и занудным, и жестоким. Меня это не испугало. Полагаю, что смогу справиться с этим.
– Подожди, ты еще не все про меня знаешь…
– Нам же не придется все время торчать друг у друга на виду? Если мы устанем, то всегда сможем разъехаться на некоторое время…
– Нет уж!
Джилл вытаращила глаза.
– То есть… ты хочешь жить со мной?
– Да.
– Тогда нам придется подыскать новую квартиру, мой дом слишком мал…
– Отлично. Это не будет ни твой, ни мой дом, это будет наш дом.
– Марк, есть еще одна проблема.
– Нет больше никаких проблем, можно мне водички?
– Погоди…
– У меня сердце сейчас выпрыгнет из ушей. Я думал, ты меня взашей выгонишь…
– Нас будет не двое, а трое.
– Хорошо, найдем дом побольше. Все равно когда-то придется подумать о детских.
– Уже.
– Что – уже?
Джилл медленно отодвинулась от стола и встала на ноги. Марк недоуменно посмотрел на нее… вгляделся… вскинул на нее растерянные серые глаза…
– Джилл, это…
– Да. Это третий в нашей дружной компании. Или третья. Пока неясно.
– Мой… ребенок?
– Бестактный вопрос. От Сети дети не родятся, а мы с тобой целый месяц творили такое, что даже мой диван мог бы забеременеть.
– Мой ребенок…
– Марк, я все понимаю и совершенно не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Возможно, нам стоит попробовать первый вариант, когда еще можно иногда разбегаться и отдыхать друг от друга…
– Наш ребенок…
– МАРК!!! Вернись на землю. Я говорю, что…
– Джиллиан Сойер!
Марк вскочил и схватил Джилл за руку. Глаза сверкали, голос напоминал раскаты грома:
– Я прошу тебя об одном очень большом одолжении.
– Да, конечно, но я…
– Я прошу тебя стать моей женой.
– Что?!
– Женой моей стать прошу тебя я.
Она внезапно всхлипнула.
– Если это из-за ребенка, то не надо…
– Это не из-за ребенка, потому что это ребенок – из-за этого. Я прошу тебя стать моей женой, потому что не могу без тебя. Мне без тебя просто незачем. Все – незачем. Я нуждаюсь в тебе, Джилл. Чтобы быть живым. Целым. Я люблю тебя. Одно слово, Джилл. Только одно.
– Да. Да! Да!!!
– Слава богу!
И Марк Боумен крепко поцеловал свою невесту.
Уже поздней ночью, когда Чикаго медленно погружался в сон, в домике на тихой улице старого района раздался изумленный женский вопль.
– Боже, Марк, что это?!
И негромкий мужской голос с достоинством ответил:
– Это татуировка. Я попросил написать твое имя и нарисовать ангелочка. Правда, красиво?
И хотя была весна, в ту ночь над Чикаго почему-то немножко пахло свежим снегом, а в воздухе еле слышно звенели невидимые бубенцы…
