Вторжение

Отпечатались в мозгу

Мыслей кружева.

Она вся окутана золотым сиянием, груди ее как молодые луны, плоть – как тайна синей полночи, в которую я погружаюсь, испытывая невообразимое блаженство. Тонкие руки ткут лучистое рассветное полотно вокруг нас, едва колеблемое отдаленными звуками бурлящего снаружи потока.

Она прижимает пальцы к моей груди, к горлу, и там под ее прикосновениями распускаются огненные цветы лотоса. Моя аура меняет окраску с болезненно-желтой на розово-золотистую. Пальцы начинают выводить таинственные узоры у меня на спине, и кожа хранит их прохладные светящиеся следы.

Моя плоть понемногу выходит из спячки. Вцепившись мне в плечи, Уме изгибается назад, и я целую золотой бутон у нее над сердцем. Сладкий источник меж моих губ расширяется, пульсирует, обретает радужную окраску. Свет, струящийся из ее ладоней, обволакивает и согревает меня. Она вдруг отстраняется, а я испускаю протестующий вопль.

Доверься мне! У нас еще столько времени…

Я покрываю страстными поцелуями извивающееся тело, одетое в астральный огонь. Вижу ритмичные бледно-голубые вспышки с золотым ореолом над ее лоном, пупком, сердцем, ложбинкой шеи. Соски изливают на меня звездное сиянье. Я снова обрел былую силу и весь горю. Умоляю, впусти меня! Но она лишь разводит в стороны мои руки, беспомощно повисшие вдоль тела, и воспламеняет каждый нерв.

Мне хочется ее сокрушить, поглотить, проткнуть раскаленным жезлом, сжечь дотла. Нет, говорит Уме, рано. Подожди, милый, подожди.

Слезы отчаяния и ярости обжигают мне лицо. Я проваливаюсь в грохочущую бездну, ослепленный далеким, недоступным мерцанием. А она подводит звездные огни к моим глазам… и в моем мозгу расцветает, непрерывно меняя форму, невиданно прекрасный психокреативный лотос. Мощный поток энергии струится от моего мужского естества наверх, вдоль позвоночника, проникая в голову и конечности. Уме парит над чашей цветка, точно сверкающий ecu azurй note 95. Наконец она позволяет заключить ее в объятия и медленно опускается на меня. Я проникаю в нее так глубоко, что, кажется, насаживаю на острие сердце, и мы сливаемся в экстазе, наслаждаясь нашим общим многоцветным великолепием. Оргазма как такового нет, мы просто делим блаженство, не зная насыщения и любуясь фантастическим цветком, который сами сотворили. Мы создали его вместе и поклонялись ему часами, пока незаметно не погрузились в сон. Мы разомкнули тела, но память о ночных трудах все еще соединяла нас.

Наутро мы проснулись довольные, умиротворенные и навеки стали лучшими друзьями.

Да, именно друзьями, а не любовниками в обычном понимании. Каждый жил своей жизнью, не связывая себя обязательствами. Мы скорее напоминали музыкантов, исполняющих дуэт необыкновенной красоты и гармонии, произведение искусства, которое по отдельности ни один из них не смог бы создать. Секс выполнял вспомогательную функцию, и поскольку творения наши носили абстрактный характер, ускользали, словно замирающая музыка, их нельзя было назвать любовью. И тем не менее они внутренне облагораживали нас обоих.

А вот эксперименты в лаборатории обернулись полным фиаско. Под контролем я не смог породить ни эрга, не говоря уже о когерентном луче. Техника внешней спирали вызывала у меня только жуткие головные боли. (Внутренняя же спираль оказалась превосходным дополнением к carezza.) Я проторчал в испытательной камере гораздо больше, чем предполагалось, и в конце концов меня списали за ненадобностью, а простреленное стекло отправили на склад.

– Возможно, твоя психокреативная функция со временем и станет оперантной, – заявил Дени, – но я не питаю особых надежд. Наша техника успешнее сказывается на молодых субоперантах, а тебе уже сорок семь, и твои метафункции покрылись налетом невротических шлаков, накопленных в течение десятилетий. Основная психоэнергетика, видимо, навсегда останется латентной и будет проявляться лишь в условиях сильнейшего нервного стресса.

– Ну и пускай, – ответил я, радуясь тому, что меня миновала участь подопытного кролика. – Я вполне обойдусь без нее.

Тут я ошибся… как, впрочем, не раз ошибался в своей пестрой биографии.

Люсиль Картье и Билл Сампсон пережили бурный разрыв. Мало-помалу (возможно, здесь не обошлось без тонкой работы Уме) Люсиль убедилась, что я не желал ей зла, и простила меня. На Рождество 1992 года мы отпраздновали примирение, и Люсиль преподнесла мне в подарок «незаменимую для закоренелого холостяка вещь» – темного пушистого котенка. «Будет ловить мышей и скрашивать твое одиночество в долгие зимние вечера».

Тот котенок и стал Марселем Первым. Когда я обнаружил, что он не только телепат, но и принудитель, у меня уже не было сил с ним расстаться.

2

Выдержки из заключительной беседы между капитаном орбитальной станции и членами десантной исследовательской команды из совместной советско-американской экспедиции на Марс Лабиринт Ночи, Марс

2 ноября 1992

Гаврилов. Володя, где ты находишься?

Ключников. В тридцати двух метрах (помехи )… эпицентр тумана прямо под нами. Завеса не такая плотная, как вчера, но все время поднимается, оттого что солнце (помехи )… прорывы, участки таяния (помехи ).

Гаврилов. Повтори, Володя. Плохо тебя слышу.

Ключников. Спустился в ущелье на тридцать два метра. Спуск легкий, но верхняя граница тумана поднимается. Слышишь, Андрей?

Гаврилов. Понял. Туман поднимается… Сканирую другие расщелины Лабиринта Ночи. Большинство заполнено туманом. Возможно, вчерашняя пылевая буря вызвала конденсацию очагов. Туман тебе мешает?

Ключников. Пока нет… Тебе удалось что-нибудь заснять.

Гаврилов. Только негативные видеосигналы. Слушай, Уэйн, ты бы потряс как следует свою чудо- камеру.

Стерджис. Да я трясу эту сволочь с тех пор, как мы вышли на гребень, а она ни в зуб ногой (помехи )… что-то заклинило. Но может быть и другая причина, к примеру, перебои в питании – тогда надо будет зафиксировать (помехи )… и обойтись фотокамерой. Она работает хорошо, так что мы все заснимем. А на видеофильме поставь крест, Андрей.

Гаврилов (смеется ). Видно, придется поверить вам на слово, что вы спускались в Лабиринт Ночи. Вы уж, пожалуйста, свистните, как увидите зеленых человечков.

Стерджис. Не сомневайся. Старик Тарс Таркас собственной персоной выползает из тумана (помехи )… красные скалистые слои. Берем пробы. Осадочные породы, на первый взгляд никаких следов макроископаемых. К востоку преграда из вулканических отложений. На обратном пути подойдем поближе и отщипнем кусочек.

Ключников. Уэйн, ты заметил, что пыль в расщелинах уже не такая сухая и воздушная? Скорее похожа на мокрый песок. Возьму немного (помехи )… в нижних слоях еще более заметно отвердение. Здесь внизу каменные россыпи имеют пористый вид. Внешне напоминают кораллы, но структура иная. Признаков жизни нет.

Стерджис. Эй… слышишь? Эй!

Ключников. Что?

Стерджис. Вот здесь. Вроде неглубокая пещера. Тебе не кажется, что лед тает?

Ключников. Кажется. Затянулись (помехи )… не та, как вчера. Пыль словно сдуло. Беру пробы:

Стерджис. Ого! Вот он, туман!

Ключников. Засвети фонарь на шлеме.

Стерджис. Есть, командир… Так чуть лучше. Спуск легкий (помехи )… проклятый песок. Есть камни с острыми краями. А кроме того (помехи )…

Ключников. Уэйн, не так быстро. Я тебя не вижу.