я понял, что «Скиталец» уже отходит от причальной мачты. Мы плыли в небо, а предпринимать какие-либо действия не борту корабля, полного опасных фанатиков, которые не остановятся ни перед чем, чтобы заставить меня замолчать, бесполезно.
Застонав, я прижал ладони к вискам. Каким надо быть глупцом, чтобы поверить Демпси — бесспорно, тоже члену этой шайки! Как жестоко меня обманули!
Дверь отворилась так неожиданно, что я чуть не вздрогнул. Это был Барри. Он дружески улыбался, а я испуганно смотрел на него: сколь умело он скрывает свое истинное лицо!
— Что случилось, дружище? — мягко спросил он. — Перегрелся на солнце? Старик послал меня посмотреть, все ли с тобой в порядке.
— Кто?.. — выдавил я. — Пассажиры… Почему они… здесь?
Я ждал ответа, который оправдал бы в моих глазах и его, Барри, и капитана.
Первый помощник бросил на меня удивленный взгляд.
— Какие? Те, что напротив? Да ведь они старые друзья шкипера. Корженевский помогает им…
— Помогает?
— Именно. Слушай, тебе лучше прилечь. И не выходи без фуражки не солнце. Хочешь каплю чего- нибудь крепенького, чтобы придти в себя? — Он направился к своему шкафчику.
Какое двуличие! Я мог только предположить, что долгая жизнь вне закона приучает безучастно относиться не только к страданиям, причиняемым другим людям, но и к разложению собственной души.
Что могу я противопоставлять людям, подобным Барри?
КНИГА ТРЕТЬЯ,
повествующая об обратной стороне медали, появлении Небесного Полководца и уходе путешественника во времени
Глава I
ГЕНЕРАЛ О.Т.ШОУ
Лежа на своей койке и мысленно возвращаясь к событиям последних дней, я понял, почему Корнелиус Демпси, а позднее и его друзья-анархисты решили, будто я их единомышленник. С их точки зрения моя стычка с Эганом явилась своего рода протестом против американских властей. Мне неоднократно делались различные намеки, а я, неверно истолковав их, позволил втянуть себя в эту грязную игру. «Оба мы отверженные», — говорил капитан Корженевский. Только теперь до меня дошел истинный смысл его слов. Капитан полагал, что я одного с ним поля ягода! Социалист! Или даже анархист!..
Однако затем я пришел к выводу, что создавшаяся ситуация как нельзя лучше отвечает моим намерениям. Я могу обелить свою честь, поскольку любой позор забывается, и вернуться к полюбившейся работе. Ведь никто меня не подозревает. Все на «Скитальце» думают, что я такой же бунтарь, как они сами. И если мне удастся каким-то образом захватить управление кораблем и повернуть к британским берегам, я смогу отдать преступников в руки полиции. Я стану героем (хотя к почестям не стремлюсь), и мне наверняка предложат вернуться в полк.
Но потом перед моим внутренним взором встало лицо Корженевского, и я почувствовал укол совести. Неужели я предам этого человека? Человека, который помог мне? Который на первый взгляд казался таким порядочным?.. Сердце мое окаменело. Вот почему Корженевский ухитрялся так долго оставаться на свободе — он казался порядочным. Дьявол! Сколько людей, столкнувшихся с этим негодяем, было обмануто, подобно мне?
Я встал и на негнущихся ногах, словно под гипнозом, двинулся к шкафчику, где Барри держал большой служебный револьвер. Я открыл дверцу, достал оружие, проверил, заряжено ли. Сунул за пояс и надел куртку, чтобы не было видно рукоятки. Потом сел на койку и принялся составлять план.
Наш следующий пункт назначения — Кандагар в Афганистане. Поминальный союзник Британии, Афганистан слывет крайне нелояльной страной. В Кандагаре полного русских, немцев, турок и французов; то и дело они устраивают заговоры, чтобы склонить это горное государство на свою сторону. Идет игра, которую мистер Киплинг назвал «большой игрой политиков и интриганов». Даже если мне удастся уйти с корабля, совершенно неясно, найду ли я помощь. Что же делать? Пригрозить анархистам и вернуться в Иерусалим? На этом пути трудностей не меньше… Нет, надо ждать, пока мы не покинем кандагарский аэропарк и не прибудем в следующий порт — Лахор в британской части Индии.
Итак, пока Кандагар не останется позади, необходимо вести себя как ни в чем не бывало. Я нехотя положил револьвер в шкафчик Барри, глубоко вздохнул, чтобы расслабить мышцы лица, и поднялся на мостик.
До сих пор не могу понять, как я ухитрился не вызвать подозрений у своих «друзей». В последующие дни я выполнял обычные обязанности, стараясь работать как всегда хорошо… Однако непринужденные беседы с Корженевским, Барри и остальными давались мне с превеликим трудом. Они полагали, что я все еще страдаю от солнечного удара, и были крайне предупредительны. Не знай я об их истинной сущности, я бы поверил, что они мне искренне сочувствуют. Хотя, наверное, они не кривили душой, думая, что заботятся о здоровье своего единомышленника.
Мы прибыли в Кандагар — окруженный стеной мрачный город, почти не изменившийся с моего времени — и вскоре покинули его. Мое волнение росло, и я, чтобы успокоиться, вновь достал револьвер. Я неутомимо изучал карты, дожидаясь, когда «Скиталец» пересечет границу Индии.
В полдень мы должны были достичь Лахора. Сказавшись больным, я остался в каюте и обдумал последние детали. Ни матросы, ни офицеры, как правило, не носят оружия — весь мой план был построен на этом обстоятельстве.
Время шло. В одиннадцать часов я поднялся на мостик.
Капитан стоял спиной к двери, разглядывая сквозь клочья облаков коричневые, выжженные солнцем поля, проплывающие под нами. Барри сидел за компьютером, прокладывая кратчайший курс к лахорскому аэропарку. Связист находился в аппаратной. Первый и второй рулевые занимались своим делом. Никто меня не заметил. Я вытащил револьвер и спрятал за спиной.
— Все нормально? — поинтересовался я. — Идем в Лахор?
Барри поднял глаза и нахмурился.
— Привет, Бастейбл. Как вы себя чувствуете?
— Распрекрасно, — ответил я, стараясь вложить в это слово как можно больше иронии.
— Рад слышать. Если нужно, полежите еще немного. Через три четверти часа мы будем на месте.
— Я в полном порядке. Просто хотел убедиться, что мы идем именно в Лахор.
Корженевский обернулся.
— А куда же еще? — спросил он, улыбаясь. — Вам что, плохой сон приснился?
— Не мне… Боюсь, капитан, вы заблуждаетесь относительно меня.
— Заблуждаюсь? — Он поднял брови, попыхивая трубкой. Его спокойствие сводило меня с ума. Я показал ему револьвер и взвел курок. — Да, — продолжал Корженевский тем же тоном, — а мне казалось, у вас солнечный удар.
— Солнце здесь ни при чем, капитан… Я ведь доверял вам — всем вам. Тут некого винить, просто вы полагали, что я — один из вас. «По характеру, во всяком случае», как сказал ваш приятель Демпси. Но это не так. Я думал, вы порядочный человек, и ошибался. А вы ошиблись, считая меня таким же негодяем, как вы сами… Забавно, не правда ли?
— Весьма.
Корженевский оставался хладнокровен, а Барри испугался — он переводил взгляд с меня на капитана и обратно, словно раздумывая, уж не спятили ли мы оба,
— Вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.
— Должен признаться, не вполне. Если откровенно, я думаю, что у вас своего рода припадок. Надеюсь, вы не хотите кого-нибудь покалечить?
— Я мыслю как никогда разумно. Просто я понял, кто вы такие — вы лично и весь ваш экипаж. Поэтому я собираюсь привести «Скиталец» в Лахор, чтобы сдать властям и вас, и корабль.
— За контрабанду, что ли?
— Нет, капитан. За государственную измену. За укрывательство разыскиваемых преступников. Вы ведь говорили, что вы — английский подданный… Как видите, я знаю, кто ваши пассажиры — Гевара и девушка. И знаю, что вы сочувствуете анархистам. Это в лучшем случае. А в худшем…
