Хоуэл, с головы до ног перепачканный маслом, в порванной форме, мрачно разглядывал исковерканный корпус. Одна рука его висела как плеть, но в другой он по-прежнему держал свой стек.
Майор сразу узнал меня.
— Привет, Бастейбл, — хриплым, высоким голосом сказал он. В его темных глазах горел огонек безумия. — Вы, как я погляжу, заодно с нашими Цветными братьями? Ну-ну… Похоже, я зря спас вам жизнь.
— Доброе утро, майор, — ответил я, — Восхищаюсь вашей смелостью.
— Глупостью, вы хотели сказать? Но попытка — не пытка. Все равно эти летающие утюги вам не помогут. Рано или поздно мы вас уничтожим.
— Боюсь, слишком дорогой ценой.
Хоуэл хмуро покосился на солдат Шоу.
— Что они с нами сделают? Замучают до смерти? И пошлют тела обратно — чтоб остальным неповадно было?
— Они вас пальцем не тронут. — Мы направились к городу. Я шел в ногу с майором. — Не стало «Перикла»… Мне очень жаль.
— Мне тоже. — Он чуть не плакал — то ли от горя, то ли он злости. Я не знал, как успокоить его. — Так вог ты кто на самом деле! Нигилист чертов! То-то болтал об амнезии. Думаешь, я поверил, будто ты на нашей стороне?
— Я был на вашей стороне, — тихо ответил я. — Возможно, я и сейчас… Не знаю.
— Скверное дело вы затеяли. Весь Китай охвачен мятежом. Индию лихорадит. О Северо-Восточной Азии и говорить нечего. Недоразвитые нации полагают, что у них есть шанс… Черта с два!
— По-моему, теперь шанс есть, — возразил я. — Эпоха империализма заканчивается — по крайней мере, империализма в нашем с вами понимании.
— Значит, мы скатимся в средневековье. Целое столетие Великие Державы сохраняли мир на Земле, и теперь всему приходит конец. Понадобится десять лет, чтобы вернуться к нормальной жизни… если это вообще удастся.
— «Нормальной жизни» уже никогда не будет. Тот мир стоил нам слишком дорого.
Майор хмыкнул.
— Как видно, они обратили тебя в свою веру. Но меня им не переубедить… ты бы, конечно, предпочел, чтобы война охватила Европу, а не Китай?
— Войне в Европе следовало начаться много лет назад. Распря между Великими Державами разорвала бы цепи рабства, сковывающие их народы. Вы так не считаете?
— Ни в малейшей степени. Напротив, я чувствую себя как свидетель последних дней Римской империи… О, черт! — он поморщился, задев сломанной рукой навес.
— Как только дойдем до города, я перевяжу вас.
— Нужна мне твоя перевязка… — огрызнулся Хоуэл. — Китаезы и черномазые, которые правят миром — ют что смешно!
Мы расстались, и больше я его никогда не видел.
Если до той встречи я и сам не знал, на чьей стороне нахожусь, то презрительная ухмылка, которой Хоуэл одарил меня на прощание, окончательно убедила перейти на сторону генерала Шоу. Маска заботливого покровительства спала с лика Великих Держав, и под ней я увидел лишь ненависть и страх.
Шоу ждал меня в центральной башне. Настроен он был очень решительно.
— Эта трусливая вылазка навела меня на мысль, — сообщил генерал. Проект БРА завершен — надеюсь, успешно. Сейчас нет ни времени, ни способа проверить это. Посему, Бастейбл, мы вылетаем сегодня ночью. Проделаем тот же трюк, что и этот корабль.
— Не могли бы вы говорить понятнее? — улыбнулся я. — Что вы собираетесь предпринять?
— Великие Державы приспособили большой аэропарк неподалеку от Хиросимы под свою главную базу. Там они ремонтируют корабли, хранят боеприпасы… там же строятся броненосцы. Для Великих Держав это единственный подходящий аэропарк поблизости от Утренней долины. И если мы уничтожим его, у нас будет значительное преимущество.
— Согласен, — сказал я. — Но у нас не хватит кораблей. Да и бомб очень мало. А фей-чи не смогут преодолеть такое расстояние. Кроме того, есть вероятность, что нас заметят и собьют, как только мы вылетим из долины… или в любой другой точке на пути к Хиросиме. Что скажете на это?
— Скажу, что Проект БРА завершен. Сумеем ли мы провести «Шань-Тьень» мимо Объединенного флота?
— Пожалуй, раз британскому кораблю удалось пробраться сюда незамеченным. Лишь бы был попутный ветер.
— В таком случае, на закате мы отправляемся. Готовьтесь.
Я пожал плечами. Подобный шаг был равносилен самоубийству. Но приказ есть приказ.
Глава VII
ПРОЕКТ БРА
К заходу солнца все были на борту. Вместе с нами собрались лететь Ульянов, Гевара и Юна Персон. «Я хочу, чтобы они увидели своими глазами», — так объяснил мне Шоу их присутствие на корабле.
Днем вражеская эскадра предприняла несколько вялых атак, но серьезного ущерба городу не нанесла
— Ждут подмоги, — заметил Шоу. — Есть сведения, что подкрепление придет из Хиросимы только завтра.
— Нам предстоит долгий путь, — предупредил я. — Даже если все пройдет гладко, мы не успеем вернуться к рассвету.
— Тогда направимся в революционный Пекин.
Вместе с нами на борт поднялось несколько ученых, наблюдающих за погрузкой громоздкого ящика в нижний трюм. В основном это были очень серьезно настроенные венгры, немцы и американцы, но среди них я увидел одного австралийца и поинтересовался у него, что происходит.
— Что грузится на борт, вы хотите сказать? — поправил он. — Ха-ха! Понятия не имею. Спросите у кого-нибудь другого. Желаю удачи, приятель.
Когда ученые вышли из гондолы, генерал Шоу обнял меня за плечи и сказал:
— Не волнуйтесь, Бастейбл. Вы все узнаете прежде, чем мы доберемся до места
— Это бомба, — подумал я вслух. — Очень мощная, да? Нитроглицериновая? Зажигательная?
— Потерпите.
Мы стояли на мостике «Лох-Итайва» и смотрели на закат. «Лох-Итайв» — хотя, наверное, я должен называть его «Шань-Тьень» — уже не был тем роскошным пассажирским лайнером, на котором я служил раньше. С него сняли все ненужное на военном корабле оборудование; из иллюминаторов торчали дула безотказных орудий; прогулочная палуба превратилась в артиллерийскую платформу; танцевальный зал стал крюйт-камерой. Короче говоря, мы могли за себя постоять.
Готовясь к отлету, я вернулся мыслями к своей глупой стычке с Ковбоем. Как давно это было! Кажется, еще до того, как я очутился в мире будущего… Смешно: не повздорь я тогда с американцем, не стоять мне сейчас на капитанском мостике корабля, готового к выполнению безрассудного, с моей точки зрения, задания — сбросить не испробованную в действии бомбу на базу Великих Держав.
Подошел Ульянов.
— ’азмышляете, молодой человек?
Я посмотрел в ласковые стариковские глаза и улыбнулся.
— Я раздумывал о том, как мог добропорядочный служака в одночасье превратится в убежденного революционера.
— Такое не ’едкость, — ответил он. — Уж пове’ьте моему опыту. Но сначала у человека должны отк’ытся глаза на ах’инесправедливость, ца’ящую на планете… Ведь никто не желает ве’ить, что ми’ жесток… или что жесток его собственный класс. А сознавая свою жестокость, нельзя считать себя безг’ешным, ее но? Как бы того ни хотелось… ’еволюционе’ понимает, что, как и любой д’угой человек, он не
