отвращение к себе.
Пьяный дурак, что он наделал?!
Зачем? Неужели он не понимал, что ее боль — его боль?
Глава третья
Стирая слезы с горящих от стыда щек, Чейенн въехала на аллею, окаймленную самыми высокими в городе дубами и магнолиями. Дом окружали бесконечные зеленые лужайки и розовые азалии, достигавшие здесь такой невероятной вышины, что на их фоне даже большой особняк Лордов казался крошечным.
Каттер вел себя с присущим ему цинизмом и лишний раз доказал, что не способен любить. Он презирает ее больше, чем жители Уэст-Вилла в пору ее детства. И он не отстанет, пока не получит желаемого.
Он искренне считает ее женщиной самого низкого пошиба, способной отдаться за деньги. А какое жестокое и мрачное лицо было у него, когда он оскорблял ее перед всей публикой!
Она смахнула слезу.
На острове, когда Каттер разбил стекло и овладел ею, он тоже проявил твердость характера, но ведь тогда он любил ее. И она его. Чейенн выносила под сердцем его ребенка, он же бросил ее, и ей поневоле пришлось выйти замуж за нелюбимого.
Он отец Джереми. Сейчас он желает воссоединиться с ней ради ребенка. Да и она...
Нет! Боже упаси! После всего того, что было! Каттер — холодный, бездушный человек!
Ее мать, женщина довольно свободного поведения, презираемая обществом, ни разу, ни разу за всю свою жизнь не легла в постель с мужчиной, который ей не нравился.
Нет, нет, Каттера следует гнать от себя!
Но ведь она боится его не меньше, чем боялся брата Мартин. Именно сочувствие и толкнуло ее к младшему Лорду: находясь в Италии, в Сорренто, она захотела сфотографировать глицинию и попросила стоявшего под ней Мартина посторониться; он согласился на том условии, что она с ним выпьет. В беседе он страстно жаловался на своего ненавистного брата, и именно тогда Чейенн прониклась к нему сочувствием.
Каттер оказался даже хуже, чем его описывал Мартин. «Лион» понравился ей с первого взгляда, тем более что при его появлении на острове расцвели одуванчики. Но это был ложный знак. Каттер прибыл с одной целью — расстроить их брак с Мартином.
Узнав, что она в положении, Мартин воспользовался этим для того, чтобы шантажировать брата. Она же вышла замуж за Мартина с одной целью: спасти будущего ребенка от безотцовщины и иметь возможность дать ему фамилию Лорд.
Брак по необходимости оказался трагической ошибкой.
Чейенн приближалась к темному дому, и новые опасения вытеснили из ее головы мрачные мысли о Каттере. Дом был погружен во мрак. Луна освещала большую магнолию. Чейенн вздрогнула: все ее листья опали и лежали теперь плотным ковром на траве.
Сразу пришел на память другой вечер, несколько месяцев назад, когда вот так же магнолия вдруг сбросила с себя всю листву; два хьюстонских детектива с каменными лицами постучали в ее дверь и сообщили: «Миссис Лорд, мы, кажется, нашли вашего мужа».
Обычно в особняке ярко горели огни — как внутри, так и снаружи. После гибели Мартина Чейенн следила за этим не менее придирчиво, чем за включением сигнализации охраны.
Входная дверь была распахнута настежь, сигнализация отключена.
— Джереми! — прошептала Чейенн, вглядываясь в сумрак дома. — Джереми! Джереми! — закричала она уже отчаянным голосом.
Имя мальчика эхом отозвалось в почти пустых комнатах с высокими потолками и мраморными полами.
Чейенн вступила в темный холл, и под ее ногами захрустело стекло. Громко вскрикнув, она нащупала в темноте выключатель и зажгла свет. На миг показалось, что она попала в чужой дом. Пол был усеян осколками хрустальной вазы, рядом, в луже воды, валялись красные розы. Единственный оставшийся в доме драгоценный ковер был сдвинут с места и забрызган кровью. Здесь явно происходила борьба. На мраморном столике времен Людовика XV лежала смятая записка, также с пятнами крови. Чейенн расправила ее, разгладила и прочла текст, составленный из заглавных букв, вырезанных из газеты. Он гласил:
«5 000 000 долларов. Без полиции».
— Джереми! — Из груди Чейенн вырвался истошный крик. — Джереми! Курт! Миссис Перкинс!
Где они все?
Из подвала донесся какой-то еле слышный звук, и Чейенн помчалась к зиявшей чернотой двери, выходившей в кухню.
— Мяу-у-у!
Чейенн перевела дух. Это всего-навсего Пантера, черная сибирская кошка Джереми, которая, прижав уши к голове, глядит на нее подозрительными желтыми глазами.
Чейенн включила подвальное освещение.
У подножия лестницы лежали Курт и миссис Перкинс со связанными руками и ногами и заклеенными изоляционной лентой ртами.
Чейенн сбежала вниз по лестнице, сорвала ленту и развязала своих слуг. К счастью, они дышали.
— Джереми! Где Джереми?
Она пошлепала морщинистую щеку миссис Перкинс, потрясла могучие плечи Курта.
Никакой реакции. Два обмякших тела с полуоткрытыми ртами не подавали ни малейших признаков жизни. Она займется ими позднее. Сейчас главное — найти Джереми.
Словно насмерть перепуганный ребенок, Чейенн, не переставая звать Джереми, пробежала через большую кухню, миновала длинный полутемный коридор, взлетела по мраморной лестнице на второй этаж и промчалась по всем его комнатам, в каждой зажигая свет и выкликая имя сына.
Как будто свет и звук его имени могли изгнать страх из ее сердца!..
Последняя спальня принадлежала Джереми. Вещи из нее не были выставлены на продажу, так что она сохранила свой обычный вид. Если не считать следов ожесточенной схватки. Подушки валялись по всему ковру вперемешку с игрушками и книгами. На сбитых простынях виднелась кровь.
С трудом передвигая ноги, ставшие вдруг деревянными, Чейенн приблизилась к кровати, опустилась на пол и, прислонившись к матрацу спиной, собрала кусочки любимого плюшевого мишки сына, Винни-Пуха, которого мальчик до сих пор брал к себе в постель. Державшаяся на ниточке голова оторвалась и покатилась на пол, а из туловища во все стороны разлетелась набивка. Как листья с магнолии.
Чейенн рыдала во весь голос, истерически вскрикивая. И тут оглушительно зазвонил телефон.
Прижимая разодранного мишку к груди, она подползла к аппарату.
— Долго шляешься, сука!
Слава тебе Господи! Не тот отвратительный скрипучий голос, что спрашивал Мартина!
— Где Джереми? — спросила она сквозь рыдания.
— Скажи маме «здрастье», О'Джерри!
— Ма-а-мочка! — Ее храбрый сынишка, не по летам разумный, всхлипывал так, что она с трудом разбирала слова. — Я пытался влезть на магнолию, но у него большой нож. И он меня порезал. Ма-а- мочка!
— Мой черед, О'Джерри. Миссис Лорд, никакой полиции. Иначе — никакого Джерри!
Из трубки доносился плачущий голос Джереми.
— Только посмейте его обидеть! Только посмейте!
— Это зависит от тебя.
