разглядел ее горе — такое же глубокое, как и его.
Он ненавидел ее.
Но как можно ненавидеть это несчастное сломленное существо? Кристофер изумился тому, что ничего не чувствует — совсем ничего. Вся горечь от их неудачного брака с Маргаритой и ее роли в гибели их ребенка улетучилась. Впервые страдания Маргариты затронули какие-то струны его души.
Маргарита стала для него козлом отпущения, на котором он мог сорвать чувство собственной вины.
— Той ночью я думала, что она в своей кроватке, — не признавала себя виновной Маргарита.
Кристофер схватил ее и принялся трясти так сильно, что из ее волос выпала черная лента и упала на землю рядом с розами. Он ничего не желал слышать об этом. Ее слова вернули ужас происшедшего тогда, и он с трудом справился с дыханием. Он хотел выбранить и обвинить ее — как обычно.
Однако это было бы чересчур просто.
— Произошел несчастный случай, — наконец выдавил он, помогая ей подняться. — Ничего нельзя было сделать.
— На самом деле ты не веришь в это.
— Верю. Я знаю, что говорил и делал чудовищные вещи в отношении тебя. — Он колебался. — Прости. Мы не можем вернуться назад. Салли больше нет. Другого шанса у нас не будет.
Непонятно отчего, но его слова, казалось, вызвали в Маргарите новые эмоции. Ее губы зашевелились, но с них не сорвалось ни звука. Отчаяние все еще не отпускало ее.
— В чем дело?
Глаза Маргариты расширились, и она глубоко вздохнула. Слезы смыли косметику с ее лица. Кристофер коснулся ее щеки. Ее рука обхватила его руку и надолго повисла на ней.
— Ты не виновата, Маргарита. Мне следовало быть там в ту ночь. Я виноват во всем.
Она посмотрела на него так, как никогда раньше не смотрела.
— Ты не понимаешь, — прошептала она. Ее лицо дергалось, отчего — он не догадывался. — Да и не можешь понять.
Она отвернулась от него и побрела, спотыкаясь, вниз с холма.
…Одной рукой ослабляя узел галстука, другой Кристофер крепко держал руль. Он мчался по пустынной дороге в Малибу. Что сейчас могло понадобиться Маргарите? Разве на прошлой неделе они не обсудили все на ранчо? Единственное, что он мог предположить, — это деньги. Все всегда хотят от него денег.
Он гнал машину с такой яростью нетерпения, что не замечал ничего вокруг. Кондиционер шумел, а магнитофон громыхал слишком тяжелым роком. Кристофер нервно поднял трубку радиотелефона и вызвал своего агента.
— К сожалению, мистер Фаязано сейчас на конференции, — ровным голосом ответила секретарь Кэла.
Те, кто что-то значит в шоу-бизнесе, не берут трубку сами.
— Кто звонит и что передать, сэр?
— Кристофер, — машинально ответил он.
— О, мистер Стоун. — Голос стал медовым. — Я немедленно свяжу вас.
Как обычно, появление Кэла на линии сопровождалось шумом.
— Где тебя черти носят? Когда ты собираешься заехать ко мне по поводу “Тигра-6”?
— Я еще не читал сценарий.
Одной рукой Кристофер повел свой “ягуар” на обгон несущегося “кадиллака”, водитель которого бешено засигналил.
— Работа — лучший способ забыть твою дочурку.
Кристофер услышал, как Кэл набивает трубку, и сказал его секретарю:
— Передайте ему, что я перезвоню. Кристофер нажал на газ. “Фольксваген”, забитый тинэйджерами и досками для серфинга, тащился перед ним, не пуская на обгон. Кристоферу пришлось притормозить.
— Черт побери.
— Что?
Голос Кристофера прервался:
— Я не хочу забывать Салли. Понял?
— Год — чертовски много для актера… — Кэл говорил угрожающе. — Даже звезда, подобная тебе, выходит из бизнеса. Честолюбивые парни помоложе ежедневно устремляются в Голливуд. Звезды быстро гаснут. Ты неважно выглядишь, парень.
Неожиданно для себя самого Кристофер бросил взгляд в зеркало заднего вида. Ему не понравилось то, что он увидел.
— У меня была плохая ночь, — пробормотал он.
— Полтора года плохих ночей. От быстротекущей жизни не уйдешь, парень.
Впереди показались три гаражные двери вытянутого в длину розового дома Маргариты, и Кристофер быстро перестроился в другой ряд движения, оттеснив “кадиллак”. Он остановился перед фасадом ее гаража для трех машин. Водитель “кадиллака” нагнал его, громко сигналя, крутя пальцем у виска и грозя кулаком, но Кристофер не обратил на это внимания. Его поглотили собственные переживания при виде розовых стен перед ним.
За этими стенами он жил с Салли и Маргаритой до своего ухода.
— Пока, Кэл.
— Подожди минуту…
Кристофер хлопнул телефонной трубкой, вышел из машины и направился к железным воротам. Сквозь облупившуюся краску проступала ржавчина. Мертвые ростки бугенвиллеи оплели их решетку.
Маргарита не содержала дом в порядке — впрочем, то был его дом, а не ее. При разводе Маргарита взяла свою часть деньгами. Тогда она была чересчур взвинченна и отказалась выехать. Кристофер же был не в силах выставить ее, пока Салли была жива. А после смерти Салли он впал в оцепенение.
Домофон все так же не работал. Он ударил кулаком в звонок и прислонился к стене.
Никого.
Черт! Он зазвонил снова, а затем стукнул ногой по стене. Поднял камень и бросил его на дорожку. Затем вернулся к стене, подтянулся и крикнул — однако тут же вспомнил, что экономка не говорит по-английски. Но едва он попытался крикнуть по-испански, как вышла служанка, чтобы отпереть ворота.
Она не потрудилась взглянуть на него:
— Calmate. Ahora vengo [1].
Констанция была низкорослая, толстая и угрюмая, как всегда. Он кивнул и хмуро проговорил, опустив глаза:
— Buenos dias [2]!
Она никогда не любила его. А по телефону всегда притворялась, что не понимает. Сегодня она поправила его, пробормотав себе под нос:
— Tardes [3].
— Да какая разница — день или вечер? Она выразительно посмотрела на него:
— Nada [4] — для такого мужчины, как вы, сеньор.
Повернулась и, переваливаясь, поплелась к дому, в то время как он воззрился на ворота, понимая, что ему придется самому открыть их.
Когда он перепрыгнул через неубранную черепицу, догоняя ее, розовый искусственный мрамор окружил его, как тюремные стены. Он видел сорняки в цветниках и грязь в фонтанах. Констанция вела его через внутренний дворик и деревянные двери ручной работы, которые Маргарита выискала в руинах монастыря Сан-Мигель де Альенде.
В доме Кристофера охватила паника. В горле у него пересохло. Он задыхался и еще больше ослабил узел галстука.
Нигде не горел свет. Лишь блики от океана пробегали по просторным пустым комнатам. Только извечное уныние подстерегало в каждом углу.
Маргарита продала лучшие картины и мебель. Теперь стены и розовый ковер были “украшены” одними безобразными пятнами освободившегося места. Маргарита не рассталась лишь с дешевой розовой атласной кушеткой с липкими позолоченными подлокотниками. И с зеркалами — массивными монстрами в
