— Почему ты всегда думаешь обо мне хуже, чем я есть?
— Кто-нибудь может нас здесь увидеть… — прошептала она. Посмотрела мимо него и обнаружила, что ее худшие предположения оправдались. Обе двойняшки сидели на открытой террасе морского ресторана. — О, дорогой, близнецы…
— Я думал, ты хотела убедить их в том, что мне они неинтересны, — сказал он.
— Но не совсем таким способом.
— Мы всего лишь целовались.
— Тогда почему это ощущалось как нечто гораздо большее?
Его улыбка была загадочной и нежной.
— Ты знаешь, почему.
— Они станут считать меня лицемеркой, — слабым голосом проговорила она.
— Ты женщина.
Вот в чем заключалась ее проблема. Она предприняла попытку уйти, но Кристофер взял ее за подбородок, чтобы удержать. И с томительной медлительностью его рот коснулся ее рта. Подобно обжигающему пламени, его губы быстро вторглись в атласную мягкость ее рта — еще раз, прежде чем он позволит ей уйти.
— Ты невероятно красивая женщина. Мы не сделали ничего плохого, — сказал он.
— Будет ли моя жизнь такой, как была? Ты ведь когда-нибудь уплывешь?
Он встал на фоне заходящего солнца, и его длинная тень коснулась ее лица. Его глаза пожирали ее.
— Только получив то, за чем я сюда приехал. И, Даллас, у меня истекает время. Нам нужно поговорить.
— Нет, я не могу. Через час открывается ресторан.
— Когда же в таком случае?
— Не знаю.
— Ты не сможешь отложить этот разговор навсегда.
Но она могла попытаться сделать это.
Дрожащей рукой Даллас обвела губы помадой. И едва не уронила помаду, услышав на террасе тяжелые мужские шаги.
Гордон никогда не приходил раньше назначенного времени: он всегда был пунктуален.
Она бросилась к окну и выглянула из форточки, ожидая увидеть Гордона. Но вместо него свет на террасе освещал каштановую шевелюру Чанса. Он взглянул вверх, и она отпрянула от окна. И повернулась к близнецам, внезапно с невинным видом начавшим причесываться.
— Что он здесь делает? — спросила Даллас, закрывая помаду и бросая ее в косметичку.
— Ты звала Гордона, а мы позвали Чанса.
— Я думала, вы согласились оставить его в покое.
— Когда мы сказали ему, что ты собираешься уходить, он предложил посидеть со Стефи. Мы решили, что это очень мило с его стороны.
— Мило? — почти выкрикнула Даллас. — Вы уже большие девочки. И великолепно справитесь сами с ролью няни!
— Но Чане сказал, что будет беспокоиться, раз ты оставляешь нас одних.
— С ума сойти можно, какой он душка! Все продумано у этого умного красивого дьявола.
Даллас почувствовала себя виноватой: она умоляла Гордона позволить ей привести на свидание и детей, чтобы они смогли получше узнать его, но он отказался.
— Чане сказал, что это место исключительно уединенное, — объяснила Дженни, защищая его. Даллас подняла свою расческу:
— Да что вы, девочки, мы держим ресторан, там полно народу.
— Он сказал нам, что здесь даже более опасно, — вступила в дискуссию Ренни. — Мало ли кто может подкатить.
Даллас рвала расческой волосы.
— Почему вы не хотите видеть, что Чане только пользуется ситуацией?
— Как? — Обе девочки жаждали узнать.
— Почему ты позвала Гордона, если на самом деле тебе нравится Чане? — полюбопытствовала Дженни прежде, чем Даллас успела ответить на их предыдущий вопрос.
— Потому что… Я имела в виду… — Даллас виновато покраснела.
— Хотя мы видели, как ты целуешь его, ты по-прежнему притворяешься, что он тебе не нравится, — наступала на нее Дженни.
— Чистейший вздор, — неуверенно отбивалась Даллас.
— Что-что? — заинтересовалась Стефи, появляясь у двери.
Даллас отвернулась, багровая, как свекла. Решительно положила расческу на письменный стол и глубоко вздохнула.
— Забудьте об этом, — спокойно произнесла она. — Послушайте, девочки… Я знаю Гордона много лет. Он мой друг.
— Но он такой скучный, — заметила Ренни. Стефи вошла в комнату:
— И не любит нас.
— Любит.
— Тогда почему он не разговаривает с нами и не играет — так, как Чане?
Потому что он не опускается до эксплуатации детских эмоций, чтобы получить то, что хочет!
Даллас не ответила; она плотно сомкнула губы и еще раз глубоко вздохнула.
— И он никогда не целует тебя так, как Чане, — романтически вздохнула Ренни. — Чане такой славный.
— В отношениях между людьми есть более важные вещи, — резко ответила Даллас.
Все три девочки выглядели глубоко озадаченными. Затем Стефи мудро изрекла:
— Когда принц в моей книжке поцеловал принцессу, это было самым главным. После этого они поженились и жили счастливо.
— То — сказка. А это — реальная жизнь.
— Мне больше нравятся сказки, — промолвила Стефи.
Даллас не нашлась что ответить. К счастью, в это время Чане постучал в деревянную дверь. Три девочки скатились вниз ему навстречу. Даллас неохотно последовала за ними. Когда она вошла в гостиную, Чанса уже окружили все четверо детей. На нем были джинсы, сапоги и ковбойская рубаха из бледно- голубого хлопка. Его огромная серебряная пряжка ловила свет и отбрасывала блики. Стефи возбужденно рассказывала ему, что Джерри вылетел из своей клетки.
— Давай найдем Джерри, пока наши коты не нашли его и не растерзали, — предложил Чане.
— Мне нравятся ваши сапоги, — признался Патрик.
Чане неуклюже приподнял ногу, и Патрик опустился на колени, рассматривая искусный стеганый узор на сапогах.
— Они жмут в подъеме, — объяснил Чане.
— Мы испекли шоколадное печенье, — проговорили Ренни и Дженни.
— Мое любимое, — сказал Чане.
Он определенно умел ладить с детьми. Поверх трех золотоволосых голов и темноволосой головки Стефи карие глаза Чанса встретились с глазами Даллас. Он просунул пальцы за пояс и откинулся на кушетку. Ее нервы вибрировали.
Он умеет обращаться и с женщинами, шептал Даллас внутренний голос, на который она решила не обращать внимания.
— Вам не следовало приходить, — заметила Даллас.
Чуть заметная улыбка тронула его сильный чувственный рот:
— А я хотел.
Его мужественный шарм действовал на нее магически. Бледная голубизна его рубашки подчеркивала загар. Грубая хлопчатобумажная ткань обтягивала его бедра подобно второй коже. А нелепые очки делали
