сводили его с ума. Он гладил ее тело так жадно, будто все эти годы вообще не знал женщин.
– Если ты в самом деле любишь меня, то уйдешь отсюда и забудешь меня, – беспомощно шептала она, стараясь подавить рыдания.
– Я не понимаю такой любви, Джини, – проговорил он, еще крепче прижимая ее к себе стальными руками. – Ты мне нужна. У меня разрывается сердце, так я хочу тебя. Вот это для меня любовь. Я слишком долго жил без тебя, чтобы отпустить теперь, едва нашел снова.
– Ты никогда не знал, что значит бояться, Джордан.
– Ты не права, я боюсь сейчас. Боюсь, что опять тебя потеряю.
Он не мог говорить, его захлестнуло желание. Он медленно подвигался, прижимая ее к стене, заставляя почувствовать ту страсть, которую будило в нем ее малейшее прикосновение, он хотел, чтобы она поняла, как сильно он хочет ее.
– Тринадцать проклятых лет я думал, что тебя нет на свете, – в его голосе звучала острая боль. – Вместе с тобой что-то умерло и во мне. – Его руки ласкали нежную кожу на ее шее. – И вот я нахожу тебя живой. Много ли мужчин получали такой шанс в жизни? Тринадцать лет я повторял: «Если бы только Джини была жива, все было бы по-другому». Много ли таких «если бы только» сбывалось? Ведь это чудо, любовь моя! Надо быть дураком, чтобы теперь уйти.
Она задрожала от его слов, в глазах заблестели слезы. За эти годы она тоже не раз думала: «Если бы только…» Ее пальцы ласково дотронулись до синяков, нарушавших совершенную красоту его бронзово- загорелого лица.
– Тебе сегодня было больно… из-за меня, – проговорила она.
Он взял ее руку в свою и поднес к губам. Джини ощутила прикосновение горячих губ, сначала между пальцами, а потом на тонком запястье, где от его прикосновения бешено забился пульс. Джини затрепетала.
– Когда я увидел тебя там, в толпе подростков, Джини, я не поверил, что это ты. Я просто думал о тебе. Я бы восстал против всех сил ада, лишь бы опять найти тебя.
– Но тебя могли задавить!
– Главное, что я остался жив. – Опять в его голосе послышался стон желания. На губах заиграла знакомая лихая улыбка, изгоняя последние слабые попытки Джини контролировать свои чувства.
– Нам не нужно заходить сегодня дальше, – услышал он шепот.
– Ты сошла с ума! – Блеск его глаз говорил о его намерениях.
Он наклонился и пылко поцеловал ее. Она вдохнула терпкий запах его тела и уже не могла оторваться от него.
Руки Джини скользнули под его пиджак, и ощущение от его тела было настолько сильным, что всколыхнуло в ней все чувства. Тепло его дыхания согревало ее щеку. Она различила резкий запах его одеколона.
– Я хочу провести с тобой эту ночь. – Он был настойчив, его пальцы теперь ласкали ее пышную грудь.
– Нет! Кроме того, что подумает Мелани, если утром увидит тебя здесь?
Жар его губ обжег ей сосок сквозь алую ткань пеньюара. Заглянув в ее потемневшие от страсти глаза, он успел поймать в них колебание и ответил:
– Она подумает, что ее мать и отец любят друг друга.
– Разве это хорошо – зря обнадеживать ее?
Но Джордан уже решил ни за что не отступать. Даже если для этого придется прибегнуть к помощи дочери.
– Если это зависит от меня, то ничего не будет зря. – Он склонился, даря ласки теперь уже другой груди.
– О, Джордан, я не могу позволить тебе остаться, – произнесла она со стоном.
– И ты не можешь позволить мне уйти.
Он принялся расстегивать пеньюар, и она даже не пыталась остановить его. Две яркие полы распахнулись, и Джини вздрогнула от жара горячих рук, которые, казалось, опалили ее обнаженную кожу. Было так легко уступать ему, так трудно сопротивляться.
– Ты моя, – услышала она, – ты всегда была моей. И всегда будешь.
– Пожалуйста, отпусти меня!
– Ни за что, любовь моя, – целуя ее, бормотал Джордан. – Никогда больше я не останусь без тебя. – С этими словами он взял ее на руки и понес через гостиную. Не слушая протестов, опустил ее на мягкую кушетку и начал раздевать, шепча нежные слова, целуя в губы, успокаивая ее страхи нежными ласками. Наконец она закрыла глаза и успокоилась, завороженная прикосновениями его рук и звуками низкого голоса.
– Я больше не могу сопротивляться, – призналась она.
А он уже снял пеньюар с ее плеч и медленно переводил взгляд с набухших от страсти роскошных грудей на стройные бедра. Увидев два шрама на животе, он наклонился, чтобы поцеловать их.
– Мелани рассказала мне о той катастрофе, когда ты едва не погибла.
– На мне больше шрамов, чем на чудовище Франкенштейна.
– Ты сейчас еще красивее, чем прежде.
