Дрожащие пальцы теребили уголок подушки. Да, невыносимо было думать, что он сейчас с другой. Она доведет себя до безумия, если будет думать об этом.
Она встала с постели и ринулась на кухню, словно в атаку на врага, пытаясь доказать, по крайней мере себе, что не покорится этому безнадежному желанию к единственному мужчине на свете, с которым она никогда не сможет быть вместе.
За ужином Мелани сказала:
– Ты что-то уж очень тихая сегодня, мама.
– Разве? Думаю, просто устала. Ребята сегодня были неуправляемы, особенно Брэд. Пока я была занята, он залез на лестницу и повис в сотне футов над сценой на одной руке. Когда я закричала ему, чтобы он слез оттуда, он чуть не упал от моего вопля. Это было ужасно! Мы ставим отрывок из «Юлия Цезаря» Шекспира, помнишь, я тебе говорила. Но ведь я учитель английского языка, а не режиссер…
– А почему ты сказала, что не плакала, ты же плакала тогда, – спросила Мелани, пристально глядя на мать. – Потому, что песня была о девушке по имени Джини?
Вилка в руке Джини стукнула по тарелке, но ей удалось сохранить спокойный голос:
– Просто глупо плакать. Вот и все. А тем более из-за дурацкой песенки.
– Джордан Джекс – это нечто, и в его-то возрасте!
– Ради всего святого, ему только тридцать восемь, – резко оборвала ее Джини.
– Это немало для рок-звезды. Очень немногие сохранили популярность после тридцати: Мик Джеггер, Брюс Спрингстен и он. Да, а откуда ты знаешь, сколько ему лет?
– Я… я… – Джини подняла голову от тарелки, вздрогнула, но тут же скрыла свой страх, – думаю, где-то прочитала.
– Даже не знала, что ты читаешь о рок-звездах, мама.
– Я и не читаю. Должно быть, попалось в газетах или что-нибудь в этом роде.
Мелани отбросила длинные черные волосы с лица. Ее темные глаза из-под густых ресниц, глаза, так похожие на те, другие, смотрели изучающе, и Джини задрожала. Дочь слишком похожа на отца, но все равно она не должна – никогда, никогда – узнать правду.
– Знаешь, такое впечатление, что ты потеряла голову из-за него, мам.
– Не будь смешной! – с гневом воскликнула Джини, щеки ее алели. – Очень жаль, что ты не думаешь ни о чем другом, кроме этой ужасной музыки и видео. Твоя комната – просто кошмар, эти возмутительные плакаты с рок-звездами на всех стенах… Ты должна приходить после школы домой и сразу садиться за уроки. А ты вместо этого играешь на гитаре или слушаешь эту бесконечную музыку, и я не понимаю, почему мне приходится говорить об этом каждый день.
– Все ребята так делают.
– Это самое идиотское объяснение на свете.
– Нет, правда, я не вижу ничего плохого в том, чтобы любить музыку.
Джини глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.
– В этом все дело, Мелани, дорогая. Я хотела бы, чтобы тебя интересовало что-нибудь другое. А у тебя одно в жизни – рок. Это дает молодежи неверное представление о жизни, делает безответственными.
– Но если ты не слушаешь такую музыку, откуда ты знаешь? Ты должна быть счастлива, если мне что-то нравится. Многие думают только о наркотиках и сексе.
– О Господи! – Джини тихо застонала, обессиленная противостоянием дочери. – Секс и наркотики. Вы, подростки, используете эти вечные доводы, вроде ядерного оружия, в своей борьбе. Родителям от вас нечего ждать. Нам остается только умереть с благодарностью, если вы не совершенно ужасны. Неужели я не имею права надеяться, что из тебя получится что-то путное? Девушка может стать врачом или юристом…
– Но я не хочу быть врачом или юристом, мама! И школьной учительницей тоже! Я хочу заниматься музыкой. – С этими словами Мелани оттолкнула свой стул от стола.
– Тысячу раз говорила тебе, что это не жизнь для такой девушки, как ты!
– Я не собираюсь больше слушаться тебя! Ты пытаешься управлять моей жизнью. А этого я тебе никогда не позволю.
Пока Джини наблюдала, как дочь пронеслась по холлу с видом мелодраматической героини, которой неосознанно и неудачно подражала, как и почти все девочки-подростки, на нее нахлынуло чувство разочарования и безысходности. Ну зачем она так категорично возражает против музыки? Мелани ведь упряма и настойчиво стремится к цели, а сказанное ей «нет» только сделает девочку более решительной. Меньше всего Джини хотелось, придя домой после тяжелого дня в школе, ссориться со своей единственной дочкой, но, похоже, это стало у них традицией в последнее время.
Мать и дочь провели остаток вечера в полном мотании, Джини помыла посуду, проверила тетради, а Мелани сделала лабораторную работу. Когда Джини пришла в комнату дочери пожелать ей спокойной ночи, Мелани в темноте крепко взяла мать за руку, ее детский гнев уже прошел.
– Извини, я жутко себя вела за ужином, – прошептала она. – Ты думала о папе, правда? Поэтому ты и плакала.
Джини кивнула, не говоря ни слова.
– Какой он был? У нас нет ни одной его фотографии. Ты даже никогда не хочешь о нем рассказать.
Джини подняла глаза на самый блестящий плакат на стене комнаты и увидела неотразимую иронию в черных глазах Джордана. В ее теперешнем настроении эта белозубая улыбка казалась вызывающей. Длинные мускулистые ноги, одетые в черные джинсы, широко расставлены, на шее висит полотенце. С головы до пят он полон жизни и по-земному мужествен. Джини ощутила, как кровь быстрее побежала в
