В дверь почтительно постучали, и король разрешил вновь прибывшему войти. На пороге появился молодой паж, за ним следовал знатный придворный — Крессида поняла это по его дорогому камзолу из тонкого лилового бархата и серым, плотно облегающим ноги чулкам. Остановившись в дверях, он низко поклонился королю.
— Ваше величество приказали мне явиться в этот час.
Король, улыбаясь, тотчас встал.
— Войдите, милорд. Вы пришли как раз вовремя. Недавно я говорил вам о том, что намерен пригласить сэра Дэниела Греттона на наши рождественские празднества в этом году. Он ведь сосед ваш. Позвольте мне также представить вам его супругу, леди Греттон, и их очаровательную дочь, мистрисс Крессиду. Ее отец рассказал мне, что несколько дней назад, когда они были на пути к нам, ей исполнилось шестнадцать лет.
Он повернулся к сэру Дэниелу:
— Милорд граф Рокситер, доверенный член моего Совета, человек, которого я с радостью называю своим другом.
Сэр Дэниел почтительно, как того требовал титул вошедшего, поклонился. Он бросил быстрый взгляд назад, на короля: тот улыбался почти заговорщически. Потрясенная Крессида сразу поняла, что человек этот призван был королем специально, чтобы поглядеть на нее. В полной растерянности она наблюдала, как отец и граф обменялись рукопожатием, затем граф отвесил дамам низкий поклон. Чувствуя на себе обеспокоенный взгляд матери, она присела в глубоком реверансе.
Граф любезно повернулся к ней — и вдруг так и замер, чуть-чуть приоткрыв в изумлении рот.
Никогда прежде не встречал он столь пленительного, волшебного создания. Девушка была невысока ростом, почти миниатюрна, в сущности, еще дитя, но он чувствовал инстинктивно, что каждое ее движение будет исполнено природной грации и королевского достоинства. Несмотря на ее молодость, он сразу увидел, что у нее высокие округлые груди, красивый изгиб бедер и живота под мягким голубым бархатом платья.
Он быстро посмотрел ей в лицо, чувствуя на себе взгляд ее фиалковых, затененных темно- золотистыми ресницами глаз, устремленных на него внимательно и почти враждебно. Безупречно красивое матово-белое лицо суживалось книзу. Кончик изящно очерченного носа был чуть заметно вздернут, и это придавало ее чертам такой восхитительно дерзкий вид, что он не мог удержаться от легкой улыбки, хотя ее полные чувственные губы не улыбались и были крепко сжаты, словно всеми силами старались удержать готовые вырваться наружу мысли.
Лишь одна прядка волос скромно выглядывала из-под ее геннина, но у него просто дух захватило от их дивного цвета. Сказать, что они золотистые, значило ничего не сказать. Они были цвета темного золота, самого ценного металла Уэльса, с которым не сравнится никакое другое золото в мире, цвета зрелой пшеницы под яркими лучами солнца.
Он был поражен в самое сердце и охвачен острым желанием. Но тотчас ему стало мучительно стыдно. Как мог он так взволноваться при виде этого ребенка — и так скоро после смерти обожаемой Элинор?
Через силу он заставил себя поклониться еще раз и опустил глаза, стараясь не видеть напряженного взгляда ее голубых глаз.
— Мистрисс Крессида, — обратился он к ней формально любезным тоном, — я уже имел удовольствие видеть ваших родителей. Но их очаровательную дочь вижу впервые. Надеюсь, вы приятно проведете здесь рождественские праздники.
— Благодарю вас, сэр, — проговорила она тише, чем он ожидал; у нее был приятно высокий и ясный голос, при этом совсем не резкий. — Король оказал нам честь, и, хотя мне жаль пропустить праздник, который мы так любим в Греттоне, я, конечно, уверена, что празднества здесь, во дворце, поистине способны ошеломить своим великолепием.
У него слегка дрогнули губы.
— Не думаю, мистрисс, чтобы вас что-либо могло ошеломить.
Маленький острый подбородок чуть приподнялся — казалось, она поняла, что он поддразнивает ее, словно ребенка, и возмутилась.
Это движение, хотя и совсем мимолетное, как и только что выслушанная отповедь на его предположение, что она будет ослеплена необычайным блеском и великолепием придворных празднеств, что-то напомнили ему, и он опять пристально взглянул ей в лицо.
Невероятно — и, тем не менее, правда. Стоявшая перед ним модно разодетая особа, державшаяся с такой уверенностью, словно с пеленок жила во дворце, была та самая девица, которую он недавно спас от неминуемой смерти на дворцовом ристалище. Она как будто его не узнала; впрочем, он не был в этом уверен.
Он вопросительно взглянул на ее отца, но подумал, что сообщение об уже состоявшейся ранее встрече с его дочерью пока следует отложить. Скорее всего, родители не подозревают о ее проделке. Несомненно, она рассердится, если он бестактно раскроет ее секрет.
Королева Анна приветливо с ним заговорила. Крессида видела, что оба монарха относятся к графу как к другу. Он склонился над креслом королевы, без зазрения совести отпуская ей комплименты, и усталые глаза Анны засветились от удовольствия.
Когда Греттонов, наконец, милостиво отпустили, и они возвратились в отведенные им покои, Крессида была молчалива. Ее отца явно переполняла радость оттого, что подразумевалось под этим свиданием.
Король достаточно ясно дал понять, что с удовольствием одобрил бы брак Крессиды с графом. Почему? Она терялась в догадках. Этот человек по своему положению стоял намного выше ее. Итак, она может стать графиней! Однако же и эта мысль отнюдь не приглушила острого негодования.
Сэр Дэниел обнял дочь, мать радостно ей улыбалась. Крессида знала, что должна быть благодарна. Граф молод, представителен, вероятно, богат и, надо полагать, значительная фигура в королевском Совете.
Она покорно стояла, пока Алиса раздевала ее, готовя ко сну. Каким-то образом служанка прослышала о чести, какой вскоре удостоится ее питомица, и без умолку расписывала ей, какая чудесная жизнь предстоит Крессиде, когда она станет женой столь важной персоны.
Крессида не мешала близким радоваться. И думала лишь о том, что же ей делать дальше. Как ей дать понять родителям, а самое главное — королю, что у нее нет ни малейшего желания стать графиней и жить так далеко от родных мест.
Крессида лежала в темноте рядом с Алисой, мирно спавшей на низеньком ложе, и пыталась собрать воедино первые впечатления о графе.
Он был совсем еще молодой, моложе короля, ему, вероятно, лет двадцать пять — двадцать шесть? Рядом с ним, таким высоким, когда он склонялся над ней, она чувствовала себя карлицей. Ей не хотелось разглядывать его, хотя он смотрел на нее во все глаза. У него были темные, слегка вьющиеся волосы до плеч; зачесанные назад, они открывали длинное, с высокими скулами лицо. Глаза были полуприкрыты тяжелыми веками, они показались ей сонными — впрочем, не тогда, когда он пристально изучал ее.
Нет, красивым его не назовешь, хотя он хорошо сложен, гибок, мускулист, очень представителен. Она удивлялась: отчего граф не был еще женат? Может быть, он вдовец? Во всяком случае, ее об этом не поставили в известность. Ей вспомнились его глаза. Когда они прощались, эти глаза явственно подмигнули ей. Ее щеки вспыхнули. Если он принял ее за ребенка, которого следует успокаивать и наставлять, то он глубоко ошибся.
И вдруг она так и подскочила, сев в постели; ее сердце бешено заколотилось. Эти глаза… и голос… Пресвятая Дева, да ведь он посмеивался над ней потому… потому, что всего несколько часов назад спас ее из-под копыт испугавшейся лошади там, на ристалище. Итак, он знает! А она была дерзка с ним… Так станет ли он и дальше хранить про себя такую забавную и весьма пикантную историю?
Противостоять желанию отца выдать ее за этого человека, кажется, будет нелегко. Но может быть, она ему не понравилась? Ее поведение действительно должно было не слишком прийтись по вкусу тому, кто вознамерился сделать ее графиней. Она опять упала на подушки, с трудом переводя дух. Кажется, в этой истории вполне можно будет положиться на графа, и, в конце концов, все закончится к удовольствию самой Крессиды.
