переплет и тут же прямо взглянула в его проницательные серые глаза. — Этот часослов принадлежал моему брату. Элизабет подумала, что мне захочется иметь его. Свое послание она спрятала меж страниц.
Крессида попыталась нащупать письмо, но король обеими руками чуть-чуть сжал ее руки.
— Пусть часослов останется у вас. Я знаю, как вы цените ее дружбу. У меня же есть другие подарки брата, покойного короля. Мне будет приятно сознавать, что эта книга дорога вам. И знаю, Анне тоже это понравилось бы.
Крессида склонилась, чтобы поцеловать его руки; ее глаза были полны слез, но выказать свою благодарность она не успела — вернулся Мартин, и король отпустил их, весело приказав немедленно удалиться и поскорей привести себя в порядок, чтобы в час дня разделить с ним обед.
Возвращение в Ноттингемский замок прошло почти в полном молчании. И до этого, во время обеда, Крессида едва ли обменялась с мужем двумя-тремя словами, так как король полностью завладел беседой, любезно рассказывал об окрестностях этого охотничьего домика, об удачах и неудачах королевской охоты, вежливо интересовался здоровьем ее родителей. Все это время Крессида сознавала, что сидевший рядом с ней Мартин кипит от ярости.
Отчасти радуясь тому, что обед закончился, а вместе с ним и надобность в соблюдении дворцового этикета, отчасти же с беспокойством ожидая, что гнев мужа вот-вот обрушится на ее беззащитную голову, стоит им только наконец остаться вдвоем, Крессида соскочила с лошади в самом растревоженном состоянии духа, лишь бросив короткий взгляд на сержанта; выражение его лица сказало ей, что он не менее ее трепещет от перспективы в любой момент оказаться перед лицом взбешенного хозяина.
Лорд Мартин приказал перенести багаж Крессиды в комнаты, которые примыкали к предоставленным ему апартаментам, и, размашисто шагая, прошел через холл. Крессида и Алиса с трудом за ним поспевали.
Комнаты графа оказались на удивление хорошо обставлены. Крессида уже привыкла к тесноте Вестминстера — впрочем, сейчас король взял с собою совсем немного придворных, в основном самых испытанных соратников, с которыми намеревался держать совет относительно стратегии грядущих сражений.
Крессида обнаружила, что, хотя спальня и отличалась роскошью, Мартин, судя по всему, даже не удосужился распаковать вещи — а может быть, подумала она, просто не брал с собою много поклажи, желая на всякий случай путешествовать налегке.
Алиса быстро огляделась и тут же начала раскладывать платья Крессиды. Вскоре в комнату стремительно вошел весьма мрачный граф Мартин и тотчас приказал служанке:
— Поди и позаботься о своем устройстве. Пошли кого-нибудь из моих людей за складной кроватью для себя, пусть поставят ее в комнату рядом с комнатой твоей госпожи. Когда понадобится, я пришлю за тобой.
Филипп также был отослан в большой зал вместе с Питером Фэйрли. Филипп, разумеется, быстро заведет себе приятелей среди прочих пажей. А Крессиде придется позаботиться о том, чтобы мальчонку не попало из-за ее непокорства.
Оставшись с мужем наедине, она решила взять инициативу в свои руки:
— Право же, нет никакого смысла сердиться на бедного Филиппа или сержанта Чабба. Я, и только я, ответственна за решение покинуть Греттон.
Высоко подняв голову и упрямо вскинув подбородок, она мужественно смотрела мужу в лицо, а он… он просто задохнулся при виде этого восхитительного юного тела, со стальной решимостью вытянувшегося перед ним в струнку.
— В этом я не сомневаюсь, — отозвался он мягко, — и вовсе не собирался наказывать ни того, ни другого.
Его дружелюбный тон несколько сбил Крессиду, и в ее взгляде выразилось некоторое замешательство.
— Это я настояла… я сказала, что поеду одна, если Чабб не даст мне охрану. Ему пришлось согласиться, но, как я поняла, он сделал необходимые распоряжения для обороны Рокситера, если в том возникнет надобность… — Она поняла вдруг, почему он желал держать ее вдали от двора, и ее голос дрогнул.
Он молча сидел на скамье в оконной нише, глядя на лужайку перед замком, за минувший год поросшую бурьяном, однако же вьющаяся белая роза, несмотря на то что о ней не заботились и лишних побегов не обрезали, цвела пышным цветом, и ее пьянящий аромат заполнял всю комнату. Мартин повернулся к Крессиде и сказал:
— Подойди ко мне.
Она заколебалась, потом все же неуверенно подошла к нему.
— Простите меня, милорд, но я должна была приехать. Тревожные новости доходили до нас. Одно событие сменяло другое так быстро, что я… я…
— Да? — мягко спросил он.
— Я… я хотела быть с вами, если… если… — И вдруг выпалила почти бессвязно: — Я понимаю, вам не до меня в такое трудное время, но, клянусь вам, я не стану вам обузой и… не причиню никакого беспокойства…
— Крессида, вы постоянно причиняете мне беспокойство.
Она проглотила ком в горле, боясь разрыдаться. Как объяснить ему свои чувства?
— Я ваша жена! — с отчаянным видом объявила она, отбрасывая назад волосы: когда они с Алисой вошли в эту комнату, Крессида сняла геннин и вуаль, полагая, что они с Алисой будут одни, но тут вдруг появился он.
Мартин смотрел на сияющие золотые кудри жены, свободной волной рассыпавшиеся по спине, видел ее яркие глаза, блестевшие от непролитых слез… Никогда еще она не казалась ему столь прелестной, недаром он так страстно желал ее в эти долгие месяцы! Свет от окна обрисовывал ее округлившиеся, храбро топорщившиеся груди; их тесно облегал костюм для верховой езды из тонкой летней ткани, скроенный по последней моде, с высокой талией, — отправляясь в путешествие, Крессида сняла траур.
Перед ним стояла не девочка-невеста, а зрелая и страстная молодая женщина. Он издал невнятный гортанный звук, резко встал и с силой сжал ее в своих объятиях.
Испуганная, Крессида тут же покорилась, губы нежно раскрылись под его губами, а тело ответно прижалось к его телу с безудержной силой. Его поцелуй опалил ее, волнами тепла прокатился по всему ее существу. Она так долго мечтала об этом! Крессида страстно возвращала ему поцелуи, чувствуя его безоглядное желание. На несколько мгновений они молча слились воедино, ее руки обвились вокруг его шеи, а он сжимал ее все крепче.
Наконец он оторвался от нее и, нежно отстранив от себя и держа за плечи вытянутыми руками, проговорил:
— Дай мне посмотреть на тебя.
Она тоже посмотрела на него горделиво, и ее щеки цвета слоновой кости вспыхнули жарким сияньем любви.
— Пресвятая Дева, как же я мечтал о тебе все эти месяцы! И вот ты здесь, волшебная королева, да, теперь ты — волшебная королева, а не то волшебное дитя, каким я тебя помнил.
— Нет, милорд, — сказала она тихо, — по-моему, я и тогда была не дитя, каким вы меня представляли. Я не была ребенком даже на ристалище в Вестминстере, когда вы увидели меня впервые.
Он усмехнулся.
— Может быть, ты и права. Ведь ты такая маленькая, такая изящная, дотронуться до тебя тогда казалось кощунством.
— А вы считали себя и без того кругом виноватым, потому что еще не истек полный срок траура по леди Элинор.
— Может, и так. Кто ведает, куда нас заводит чувство вины? Я знаю только, что возжелал тебя сразу, как только увидел в королевской приемной.
Теперь ей захотелось немного помучить его.