единственное, что он с себя снял.
Эйнджел в ожидании закрыла глаза.
Но он сделал совсем не то, чего она ждала. Его рука медленно двинулась по внутренней стороне ее ноги, все выше и выше. У Эйнджел перехватило дыхание. А когда она почувствовала его губы там, где только что была его рука, дыхание у нее остановилось, и Эйнджел показалось, будто она плывет по воздуху и вокруг звучит музыка, которую слышит только она одна. И ей захотелось, чтобы это никогда не кончалось.
Но это кончилось. Его губы оказались снова на ее губах, а он сам, одетый, накрыл собой ее, обнаженную. С довольным хмыканьем он раздвинул ноги Эйнджел и резко вздохнул. «Моя», – проговорил он чужим, резким тоном.
Слово прозвучало как выстрел. Джон Фредерик! Под маской Джон Фредерик! Муж жив! И он будет снова бить ее!
Ни за что!
Выкрикнула ли она эти слова или они прозвучали у нее в голове? Он продолжал целовать ее, все требовательнее, но она закрутила головой, стараясь высвободиться, оттолкнуть его. Ничего не получится, все повторится сначала, поняла Эйнджел и погрузилась в темноту.
Макс торопливо поправлял одежду, хмуро глядя на лежавшую перед ним женщину. Она заманила его, раздразнила – и вот пожалуйста. Ну что ж, он никогда не брал женщину, если она того не хочет.
Подняв с пола платье, он стал ждать, пока она откроет глаза. Она наверняка захочет прежде всего одеться. Все женщины так себя ведут.
– Роза, открой глаза! Роза…
Она лежала неподвижно. Кажется, она в глубоком обмороке. Странно.
Надо как-то привести ее в чувство. У женщин обычно всегда есть с собой нюхательная соль. Макс поискал в карманах ее платья и ничего не нашел. В ридикюле, валявшемся у скамьи, тоже ничего не оказалось. Леди Роузвейл – судя по всему, единственная во всем Лондоне – не носила с собой флакончик с нюхательной солью.
Макс считал себя человеком действия. Он был солдатом, а солдату иначе не выжить. Не медля ни секунды, он занялся ее одеждой. Прежде всего решил надеть на Эйнджел маску – на тот случай, если вдруг кто-то войдет. Положив ее голову к себе на колени, он завязал тесемки, стараясь не смотреть на прелестные груди. Вместо этого он занялся хитростями женского костюма. Слава богу, он не снял с нее корсет, иначе надеть его на бездвижное тело было бы просто невозможно.
Несколько минут ушло на то, чтобы натянуть на Эйнджел нижнюю юбку и платье. Про себя Макс с иронией подумал, что снимать их было намного легче. Он тогда еще радовался, что Эйнджел надела платье с застежкой впереди, легче было ее раздевать. Петельки были до смешного крохотные и тугие. Оставалось только удивляться, как он ухитрился расстегнуть их. Наконец лежавшая на скамье женщина выглядела более или менее прилично. Теперь нужно привести ее в чувство.
Кузина лежала как мертвая. Макс удивился – неужели бывают такие длительные обмороки? Может, она просто больна?
И тут ему вспомнилось, сколько эта дама выпила. Неудивительно, что она отключилась. Да она же просто пьяна вусмерть!
– Роза! – Макс легонько встряхнул ее. Бесполезно. – Роза! Проснись! – Никакого ответа.
Макс сердито скрипнул зубами. Он не мог бросить ее здесь, но и отвезти домой тоже не мог – в этом случае она поймет, что ее инкогнито раскрыто. Да и потом, что делать с волосами, они же в полном беспорядке! Макс невольно провел рукой по мягкому серебристому шелку свисавших со скамьи волос. Да и одежда тоже не сказать чтобы в порядке. Всякий, кто увидит их вдвоем, сразу поймет, чем они занимались, а знаменитые серебряные волосы мгновенно выдадут кузину.
– Роза! – позвал он уже громче. Никакого ответа. И неудивительно – это же не ее имя. Макс приблизился к ее уху, сопротивляясь соблазну коснуться языком нежной кожи, и зашептал: – Леди Роузвейл! Анджелина! Вам нельзя тут оставаться! Проснитесь!
Кузина не отзывалась. Макс удрученно покачал головой, пытаясь что-нибудь придумать. Было ясно одно – обращаться к кому-либо за помощью нельзя. Разве что…
Луиза! Вот кто поможет. Она не выдаст. Рэмзи отвез ее домой и уже наверняка вернулся. Надо послать его за Луизой и ее нюхательной солью. Придется рискнуть и оставить кузину на несколько минут. Ничего, он запрет дверь, так что баронессу никто не увидит…
Пришлось вытащить из-под ее головы сюртук, без которого он не мог показаться на людях. Ему подумалось, что подушкой кузине послужат ее густые пышные волосы. Да уж, на такой подушке с радостью поспал бы любой мужчина…
Бросив последний взгляд на спящую женщину, Макс осторожно вышел в коридор, запер дверь, положил ключ в карман и, оправив сюртук, поспешил к верному Рэмзи с его коляской.
– Где я? – Эйнджел поднесла руку к голове, которая раскалывалась от боли. Маска оказалась на месте.
«Джон Фредерик! Он был здесь!» – пронзила Эйнджел паническая мысль.
«Да нет, – возразил внутренний голос. – Ты что, забыла? Джон Фредерик давно умер».
Тогда кто же здесь был?
И вдруг все вспомнилось. Ну, не все, однако достаточно. Она пришла сюда с совершенно незнакомым мужчиной и…
Эйнджел с трудом встала, держась за скамью. Надо срочно отсюда уйти! Петельки на платье были перепутаны, значит, она не сама их застегивала, а тот мужчина в маске. Эйнджел в ужасе зажмурилась, затем перестегнула пуговицы и поправила под платьем нижнюю юбку. Маска на месте – Эйнджел потрогала ее рукой, – значит, можно сесть в экипаж и уехать от этого кошмара.
