– Прости, любовь моя, не надо было этого говорить, даже в шутку. Но ты же не подумала, что я серьезно?
– Нет, но… просто я не могу об этом забыть, хотя и стараюсь, а когда ты сказал…
Макс не стал ничего говорить, а просто приник к ее губам, чтобы она поняла, как он ее любит. Она не сопротивлялась, даже крепче прижалась к нему. Это был долгий, долгий поцелуй, и, когда они оторвались друг от друга, оба почти задыхались. Но это был не страстный поцелуй двух любовников, а нежное слияние двух душ. Макс дрожащими пальцами погладил ее волосы.
– Знаешь, у тебя волосы как шелк. Клянусь, с твоей головы и волосок не упадет. Ты мне веришь, Эйнджел?
– Всегда верила, – прошептала она.
Макс неуловимым движением опустился на диван и посадил Эйнджел к себе на колени.
– Вот так-то лучше.
– Лучше, чем что? – с ехидцей спросила она. Макс застонал.
– Нет, ну что прикажешь делать с такой капризницей?
Эйнджел взяла его руку и поцеловала в ладонь.
– Уверена, ты сообразишь, что.
Она поерзала, устраиваясь поудобнее.
– Эйнджел, если ты так будешь вертеться, я за себя не отвечаю. Хочешь, чтобы я изнасиловал тебя прямо тут, на полу гостиной?
Эйнджел вздрогнула.
– Эйнджел, прости меня, я…
Она прижала руку к его щеке.
– Я, конечно, не хочу, чтобы меня насиловали, пусть даже ты, Макс, но вот насчет того, чтобы заняться любовью… Может, запрем дверь?
– Я запру.
– Ну, тогда… – Эйнджел хотела встать.
– Только сначала давай договорим, – сказал Макс, удерживая ее.
– А мы что, не договорили?
– Я серьезно, Эйнджел. Я боюсь, что могу обидеть тебя, не физически, нет, это я обещаю, но я бываю иногда несдержанным на язык. Я стараюсь сдерживаться, но не всегда удается.
– Как мне?
– Не стану кривить душой, но ты иногда выводишь меня из себя. Как и я тебя. И я боюсь, что в один из таких моментов могу чего-нибудь такого наговорить, что ты возьмешь и уйдешь от меня. А если я тебя потеряю, дорогая…
– Я не уйду.
– Ты же не знаешь, каким я бываю.
– Думаешь, не знаю? Не забывай, что я из Роузвейлов и жила с Роузвейлами всю свою жизнь. У моего отца был чисто роузвейловский характер. Иногда на него накатывало, прямо страшно становилось. Причем он никогда не извинялся, ни за что не хотел признать, что был не прав. А поскольку нападал папа на меня, то мне ничего не оставалось, как молча сносить, да еще просить прощения, даже если виноват был он. Иначе он мог посадить меня под замок на хлеб и воду.
– Бедная моя, как же ты это терпела?
Эйнджел пожала плечами.
– Терпела, потому что любила его. И он меня любил, несмотря на эти вспышки. Просто я научилась предугадывать очередной скандал и где-нибудь пряталась, пусть отыграется на ком-нибудь другом. Трусость, конечно, но я была маленькая. А он ни разу меня не нашел, – добавила она довольным тоном.
Макс засмеялся.
– Обещаю тебе – если я вдруг буду не прав, я обязательно извинюсь.
– Если?
– Но ты же знаешь, – с ухмылкой сказал он, – что муж всегда прав!
– А жена как же?
– Ты ставишь меня в трудное положение. Я никогда не был женат, как же я могу говорить о том, чего не знаю?
– Ну естественно, – поддакнула Эйнджел, подстраиваясь под его тон. – И меня ты пока что плохо знаешь, придется изучать, ты согласен со мной?
– Я готов посвятить этому всю свою жизнь.
– Рада это слышать. А скажите-ка, сэр, как вы собираетесь начать изучение?
– Я не могу раскрывать детали, пока мы не поженимся, а то ты возьмешь и расскажешь кому-нибудь о
