Чингисхан

открытой местности и неподалеку, его уже довольно давно выбрали, как мне кажется, для совершенно других целей.

Между Гуянем и Люпаньскими горами дорога вьется по не высоким террасированным склонам и минует довольно длинный ряд глинобитных домов, которые и составляют Кайчен, деревню, жители которой живут, производя пшеницу, ячмень, лен и овощи. На соседних склонах мимо похожих на огромные буханки черного хлеба стогов сена тарахтит двухколесный трактор. Здесь не всегда была такая тихая заводь, и уже скоро ее не будет. Вон там, за горой, строится гидроэлектростанция, которая будет снабжать энергией и питьевой водой всю область. Но не одна электростанция должна вернуть Кайчену былую славу и известность.

Дорожный указатель оповещает, что за поворотом «Древние развалины Кайчена». Смотрим и не видим ничего, кроме пшеничных полей на террасах и посадок помидоров и работающей с тяпкой женщины хуэй в белом платке. А дальше волнистой зеленой линией закрывают горизонт горы Люпань. Не слышно ничего, кроме пения жаворонков, пыхтения трактора и позвякивания тяпки о землю.

Мистер Янь объяснил мне, что я вижу перед собой. Слабо различимые формы под морем пшеницы когда-то были стенами, составлявшими квадрат периметра 3–4 километра. В XIII веке Хубилай, внук Чингиса, хан, своими победами осуществивший мечту Чингиса, построил здесь провинциальную штабквартиру, которая должна была соперничать с Гуянем, расположенным в двадцати километрах от этого места. Она была расширена и укреплена одним из тринадцати сыновей Хубилая, Мангалой, князем Анси (провинция Шанси), и сын Мангалы в 1297 году квартировался здесь с десятитысячным войском. Никакими сведениями о том, как выглядел в те времена этот город, мы не располагаем, потому что в 1306 году его стерло с лица земли землетрясение. Погибло пять тысяч человек, остальные разбежались, глинобитные здания рассыпались, и Кайчен стерло не только с лица земли, но и из человеческой памяти.

Сейчас китайские археологи готовятся предпринять самые крупные в провинции Нинся раскопки. Правительство выделило на проект 100 000 миллионов юаней (12,5 мил лиона долларов). Я поинтересовался, будут ли они просить международной помощи, и представил себе, как это место наводнится японскими, американскими и европейскими учеными. Но в Китае достаточно своих специалистов. «Это китайские предки», — бросил мистер Янь таким тоном, словно монголы тут были ни причем. Китайцы сами в грядущие десять лет разберутся с происхождением города, изучат сокровища, которые скрывает земля.

А такие сокровища там есть. Женщина хуэй перестала махать своей тяпкой и ответила на мой вопрос. Нет, сама она не находила ничего, «но два года назад один старик нашел вазу».

— Где?

— А вот здесь, на этом поле помидоров.

Ваза не была единственной находкой. Другие крестьяне также находили множество осколков глазированной черепицы желтого цвета — императорского цвета. У мистера Яня в его музее в Гуяне есть такие, и, несомненно, еще больше можно найти в крепости Хубилая.

Теперь вернемся к сути дела. Зачем Хубилаю нужно было строить свой штаб в Кайчене, когда Гуянь всего в каких-то 20 километрах, там есть стены, постоялые дворы? Возможно, потому, что Кайчен в первую очередь был святым местом и выбрал его весной 1227 года сам Чингис. Для этого у Чингиса были веские причины: Кайчен находился на достаточном расстоянии от неспокойных жителей Гуяня, до спрятанных в горах Люпань войскам день пути, и расположен он был на от крытой равнине, где может собраться огромная армия, здесь не будут мешать горожане, здания, узкие улочки. Здесь, позволю себе предположить, Чингис велел построить временный дворец, где монголы могли принять посольство Цзинь, которое направлялось к нему в поисках мира. А потом, по удачному совпадению, эта новая штабквартира с ее дворцами-юртами и военным гарнизоном пригодилась во второй раз, для встречи с императором Си Ся, когда тот приехал вручить окончательную капитуляцию и встретить свою судьбу.

Весь этот маскарад должен был бы быть тщательно разыгран. Источники соглашаются на том, что очень быстро, одна за другой, произошло пять вещей:

• император Си Ся прибыл;

• он явился на аудиенцию с Чингисом;

• ему пожаловали новый титул;

• Чингис приказал убить его;

• сам Чингис умер.

Однако, по источникам, не получается определить с достаточной четкостью, в каком именно порядке эти вещи происходили, так что последующее повествование представляет собой всего лишь самый вероятный из возможных сценариев.

Сянь, император Си Ся, приезжает к юрте-дворцу в Кайчене, и ему предложены необычные условия аудиенции — в юрту он не войдет и должен будет находиться «за дверями». И во время аудиенции, пишет «Тайная история», Чингису «стало плохо». Это очень странно, согласитесь, ведь вряд ли хан, создатель империи, которая к тому моменту уже прево ходит Римскую, пожелает обойтись с повергнутым врагом подобным образом, хотя бы потому, что это может вызвать у императора и его свиты подозрение. Можно сделать только один внятный вывод. Ни у Чингиса, ни у его окружения не было иного выхода, потому что Чингис просто был не в состоянии провести аудиенцию. Конечно, тангутскому императору все равно не жить, но важно было, чтобы он выказал покорность и преподнес дары, завершив таким образом ритуал официальной капитуляции, который означал передачу его царства Чингису. И еще важно, чтобы у тех, кто останется в живых, и у рядовых монголов запечатлелось в сознании, что Чингис по-прежнему держит в руках все бразды правления.

Ясно, что весь этот необычный спектакль — обреченный император со своей свитой и нагруженными повозками, окружающий антураж с военачальниками и членами семьи, огромный императорский дворец- юрта с задернутым дверным пологом — все это имеет смысл, только если мы допустим, что там, за пологом, Чингис настолько близок к смерти, что его нельзя видеть, — или он уже мертв. Такая возможность представляется мне наиболее вероятной. Чингис прожил только неделю после начала болезни. Императору Си Ся со свитой и нагруженным обозом потребовалось бы около двух недель, чтобы добраться до Кайчена, за 300 километров от своей столицы. Тем временем Чингис заболел, и его отвезли в Люпаньшань для лечения. Естественно, лечение могла прекратить только смерть. И только в полном уединении той долины удрученным приближенным удается устроить все так, чтобы ни одна душа не узнала о его смерти, а потом незаметно перевезти «заболевшего» господина для спектакля с «аудиенцией» в Кайчен.

Ничего не понимающий Сянь передает свои подарки, главным из которых были золотые статуэтки Будды, и потом дары посыпались как из рога изобилия, все по девять экземпляров — девять цифра благоприятная — девять золотых чаш, девять серебряных, девять мальчиков, девять девочек, девять меринов, девять верблюдов и многое-многое еще, все по девять штук, и все подобранные по качеству и цвету.

Затем Тули провел церемонию казни. Лишение жизни правителей, как и убийство вообще всех благородных, требовало соблюдения ритуала, которого от века придерживались монголы. Не должно было пролиться крови. Жертве можно было сломать шею. Ее можно было повесить или задушить (что и было сделано в данном случае, если верить «Тайной истории»). Каким бы способом это ни было сделано, это сделали в тайне, потому что не просочилось никаких подробностей казни, ни как или где умер император Си Ся, ни того, сколько человек убили вместе с ним.

Только много позже в более официальных китайских источниках упоминаются некоторые факты. Чингис, очевидно, умер, проболев неделю в год Свиньи (1227), на двенадцатый день седьмого лунного месяца, т. е. 25 августа. Но напрашивается некоторый скептицизм. Те китайские источники, которые представляются наиболее надежными, были написаны, в лучшем случае, не меньше чем через десять лет после завершения монгольского завоевания Цзинь, и не все другие источники соглашаются с этой датой. И конечно, поскольку никому не известна дата его рождения, его возраст называют по-разному: от 62 до 72, — но более широко принятая цифра 65 лет. Это дает 1162 год как дату его рождения. «Тайная история», наиболее осведомленный источник, к тому же источник, который просто должен был бы остановиться на таком важном событии, не сообщает совершенно ничего, ограничиваясь словами «он вознесся на Небо». Я вижу в этом доказательство того, что время и обстоятельства упокоения хана должны