живой души. У нас не оставалось никаких сомнений относительно уверенности шофера Чога в собственном мастерстве и надежности его машины. Для этого были веские причины. Да же когда дорога исчезала и мы начинали крутиться между набитыми углем трейлерами, надвигавшимися на нас сквозь поднятую ими же тучу пыли, и объезжать похожий на мертвого диплодока труп чудовища с вывернутыми наружу и рассыпавшимися по пустыне перегруженными внутренностями, даже тогда я ни секунды не сомневался, что водитель Чог с его ковровыми тапочками и шеей-анакондой пробьется. Мы направлялись в район, где, по некоторым легендам
А вот другая версия той же темы, объясняющая, почему никому не известно точно, где находится место захоронения.
Как-то раз Повелитель пришел на прекрасное пастбище в районе Ордоса, к югу от великого изгиба Желтой реки. Оно было настолько красивым, что он промолвил: «Вот где я хочу быть похоронен, когда умру». Так оно было. И те, кто похоронили его там, не хотели, чтобы его останки тревожили. Но вместе с тем они хотели запомнить это место. Как они это сделали? Они знали, что у верблюдихи отличная память. Они нашли верблюдиху с верблюжонком, которого она кормила молоком. Они убили верблюжонка и закопали рядом с могилой Повелителя. И потом каждую весну они выпускали мать-верблюдиху, и она возвращалась к месту, где был закопан ее детеныш. Так было каждый год, пока верблюдиха не состарилась и не умерла, и тогда уже никто не мог знать, где похоронен Повелитель.
Но высокий Ордос — это иссеченное оврагами и покрытое редкими скудными лугами плато. Неужели монголы мог ли считать его таким красивым?
— Условия меняются, — сказал Джоригт. — Когда вы сего дня едете автобусом из Хух-Хота к монгольской границе, то вокруг один песок. А ведь десять лет назад тут было очень хорошо, — продолжал он, показав на серый пейзаж. — Кроме того, это же высокий Ордос. Никто не говорит, что его похоронили здесь.
Благодаря водителю Чогу мы смогли отметить свое спасение бульоном из бараньих ножек, сидя в цементном подобии гээра, отдаленно напоминавшем о временах, когда все вокруг было монгольским, пока сюда не пришли китайские поселенцы. Мы спустились из полупустыни к Дуншэну, столице Ордоса, и направились на юг через саванну, поросшую одинокими деревьями и лугами. Через час мы увидели стену, огораживавшую ельник, сквозь деревья виднелись красно — голубые купола с небольшими колоннами наверху, напоминавшими соски необычных татуированных грудей. Дорога проходила через небольшой городок, по выезде из которого мы свернули налево и, миновав ворота, оказались в гигантском дворе с рядами одноэтажных строений по сторонам. Длинный лестничный пролет вел через тройную арку на вершину холма, где возвышались разноцветные купола.
Мы приехали к Мавзолею Чингисхана, Эдсен Хоро, как он называется по-монгольски — Двору Господина, где Чингис претерпел последнюю и самую необычную часть своей метаморфозы из вождя варваров в божество. Это история эволюции религиозной секты от исторических корней через легенду к ритуалу, который в свою очередь дал жизнь новым легендам и одновременно создал самодостаточное целое — с общиной, храмом, обрядами, системой верований, т. е. начиная подавать признаки зарождения универсальной теологии. Это поразительный пример того, как из старой религии может возникнуть, и разрастаться, и процветать новая.
Несмотря на то что Чингис тайно похоронен в горах Монголии и никто не знает места его упокоения, он должен почитаться, принадлежавшие ему вещи должны свято храниться, и нужно сделать так, чтобы ему продолжали поклоняться. На Западе и в Китае поблизости стоял бы храм, но в начале XIII века монголы едва ли построили что-нибудь, кроме Авраги. Новую имперскую столицу Каракорум только еще начали строить. Его наследник Угедэй нашел оригинальное и приемлемое для кочевников решение. Он повелел постро ить, по словам Сагана Цецена, написанным в XVII веке, «восемь белых юрт для почитания». Для охраны юрт несколько монгольских семей были освобождены от всех других повинностей, с тем чтобы их члены на вечные времена оставались хранителями вещей Господина — его лука, седла, одежды, его штандартов с хвостом яка — и наблюдали за выполнением обрядов его почитания. Таким образом Чингис будет смотреть за своим народом века вечные.
Поначалу главным объектом поклонения было, конечно, возможное место погребения на Бурхан Халдуне. Периметр Запретной ограды, как называли это место, хорошо охраняли и не скупились на приношения и исполнение ритуалов. Но потом этим стали временами пренебрегать, секретное место в центре ограды зарастало травой и кустами. Его затаптывали без зазрения совести. Спустя 70 или больше лет один из потомков Чингиса подумал, что нужно иметь, если не в самом этом месте, то в его районе, что- то памятное, об этом рассказывает Рашид ад-Дин, передавая события, происшедшие после смерти Хубилая в 1294 году.
На собрании, где решалось, кто из двух внуков Хубилая станет преемником, Камала или Темур (поскольку Чэньчин, официально объявленный наследником сын Хубилая, умер за десять лет до этого). Начались споры. Одна из жен Хубилая предложила такое решение: Хубилай говорил, что пусть станет править тот, кто лучше знает высказывания Чингиса. Согласились, что нужно устроить соревнование. Темур был младше, у него был хорошо подвешен язык, он хорошо декламировал, и Темур прекрасно выполнил задание, а Камала был заикой и не шел ни в какое сравнение с ним. Все закричали: «Темур знает лучше!.. Он, именно он достоин короны и трона!» Посему и порешили.
Потерпевшего поражение Камала (1267–1302) щедро вознаградили, ему передали под команду ордосы Чингиса, его дворцы-юрты, другими словами, его собственные владения. Рашид пишет, что эти владения включали «великий Хориг (Запретную ограду) Чингисхана, которую они называли Бурхан Халдун и где все еще находятся великие ордосы Чингисхана. Эти последние охраняет Камала. Всего есть девять ордосов[13] — четыре больших и пять других, и никого туда не пускают. Там сделаны их (семьи) портреты и постоянно жгут благовония. Камала также построил там для себя храм».
В какой-то момент, возможно после беспорядков, последовавших за крушением Юаньской династии, центр поклонения переместился на юг. Может быть, здесь всегда был двойной центр, с отдельным храмом в Шанду, летней резиденции Хубилая. А может быть, хранители памяти Чингиса постоянно перемещались между этими двумя местами, а может быть, и другими, возя с собой юрты и реликвии. Во всяком случае, главной святыней стало не какое-то одно место, а сами юрты.
Эти юрты формой отличались от обычных гээров, у них была крыша, поддерживавшаяся шестом, который высовывался сверху как небольшой шпиль — «гээр с шеей» называли такую юрту монголы. Во время богослужений главную юрту, где хранились реликвии Чингиса, покрывали желтой материей, делая ее «золотым дворцом». После крушения Юаньской династии в 1368 году юрты последовали за монголами, ушедшими из Китая обратно в степи своих предков, юрты сопровождались их хранителями. Конечно, Чингису поклонялись и в других святилищах, вроде Имперского храма предков в Бейджине, возведение которого завершилось в 1266 году, и в храме Камала на самом Бурхан Халдуне, а так же в трех других святилищах в разных местах Монгольской империи. Но Белые юрты были сердцем того, что скоро стало культом, превратившим Чингиса из героя и утраченного вождя в божество.
Тела никто не видел, сведения о могиле хранятся в тайне, святыня в виде передвижных юрт — все это говорило о том, что с самого начала дело было нечистым. Вскоре, наверное, потому, что главным центром поклонения сделались Белые юрты, и потому, что храм Камала забросили, стали рассказывать, что Чингис вовсе не на Бурхан Халдуне, что его туда вообще не привозили. Поскольку название ордосов, золотых дворцов-юрт, перенеслось на весь район к югу от Желтой реки, возникли легенды, что на самом деле его похоронили именно там, в Ордосе.
