промчавшись мимо меня, исчез за гребнем горы. За полминуты снизу вверх. Блестящая демонстрация продуманных действий, уверенности в себе, мастерства и непоказной смелости.
Мы побежали, чтобы присоединиться к нему наверху. В последний раз я чувствовал такой прилив радости, когда смотрел первую высадку человека на Луне. Может быть, моя реакция была несколько экспансивной, но последние три дня были настоящими «русскими горками», когда меня по нескольку раз бросало от экстаза к разочарованию. И никакого значения не имело, что в последний бешеный рывок у нашего джипалопнула пружина. Свое восхищение я промямлил дрожащим голосом, как взволнованная встречей со своим кумиром девочка — поклонница таланта:
— Ты когда… когда-нибудь такое делал раньше?
— Сколько раз. Ведь я двадцать три года за рулем.
Почему мои спутники согласились на такие приключения? У меня есть теория: когда исследователи человеческого генома наконец возьмутся за монгольские гены, они откроют нечто уникальное: ген верности, результат мутации, которая позволила скотоводам колонизовать степи 4000 лет тому назад. Это генетическое наследие Чингиса, которым он пользовался и в жизни, и в смерти, гарантировало то, что его благополучно доставят к тайной могиле, то, что у меня в по исках ее будут надежные спутники, и то, что его потомки, если им это станет известно, навечно сохранят тайну его захоронения.
18 Пророк вечных небес
Я не перестаю удивляться Чингису, тому, какой властью все еще обладает сегодня Чингис. Это, естественно, особенно наглядно видно в Монголии. Во время празднования Национального дня во главе парада на стадионе в Улан-Баторе едет Чингис — оперный певец Энхбайяр, исполнитель заглавной роли в фильме-эпосе о Чингисе. Всадники несут штандарты с хвостами яков, черными на случай войны, белыми на случай мира. Огромная императорская юрта на колесах, десяти метров шириной, влекомая волами, совершает свой неуклюжий круг почета по дорожке стадиона. Усаженные на трибу ну солдаты держат в руках плакаты с буквами, которые складываются в гигантское слово «Чингис!». С вертолета свисает трепыхающийся стяг с надписью «Чингис». Его лицо и имя повсюду: на самой большой гостинице, на пиве (немецкого производства), водке, в названиях колледжей, институтов, сотни детей названы его именем — придет день, и Монголию возглавит еще один Чингис. В 1962 году его 800-летие справлялось с необычайной помпой. Теперь же годовщины налезают одна на другую. В 2002 году праздновали его официальное 840- летие. Я был бы очень удивлен, если бы нация вытерпела до 850-летия. Возможно, он обретет день рождения и даст повод для ежегодного юбилея.
Многое из этого можно назвать всего лишь «наследием», имеющим не больше связи с его происхождением, чем бифитеры при лондонском Тауэре с происхождением английского национального наследия. Но Чингис символизирует несколько жизненных аспектов своей страны и ее народа: нацию как независимую политическую общность; кочевой образ жизни скотоводов; дух несгибаемой индивидуальности; чувство бескрайности монгольской природы. И это только в Монголии. В Китае Чингис тоже символ, но весьма отличного свойства, он символизирует такие ценности, как китайское единство и имперское величие. Два отношения, два символа, две культуры, как представляется, не находят между собой общего языка, и дело, возможно, не идет к улучшению ситуации, потому что Монголия бедна и необъятна и борется за выживание, Китай же лопается от избытка населения и про-капиталистических амбиций. Но возможность их примирения существует, и лежит она вне политики, вне экономики, вне отчаянных разногласий между двумя державами, ее нужно искать в самом странном из явлений — Чингисе.
Сегодня в Монголии Чингис — как символ — жив и благоденствует. Останется ли он таким? Должен ли он остаться таким? Оуюнь имеет все основания со знанием дела ответить на эти вопросы. Ее брат Зориг был одним из ведущих монгольских демократов. С 1989 года он, молодой преподаватель политологии, являлся душой продемократического движения. Отчасти в результате его действий в апреле 1990 года вышло в отставку все политбюро, что открыло дорогу для проведения через два месяца в спокойной обстановке выборов. В 1998 году, когда ему исполнилось 35 лет, его зарезал убийца, которого так и не нашли. Этот инцидент потряс всю страну. Теперь на перекрестке в центре Улан-Батора стоит бронзовый памятник этому благородному, целеустремленному ученому-идеалисту. Если Ден Барсболт даст своему творению имя, то оно должно быть «Утраченный вождь», так как Зориг обладает аурой монгольского Кеннеди. Но не все еще утрачено, его идеалы живы в его сестре, теперь депутате парламента, и в Фонде, который она создала в его память и который имеет целью содействие демократии, соблюдению прав человека и обретению высоких моральных стандартов в условиях политического климата усиливающейся коррупции.
Оуюнь по-своему замечательная женщина, ученый, геолог, получившая степень доктора философии в Кембридже, владеющая четырьмя языками (монгольским, русским, чешским, английским) и имеющая собственную политическую партию. Ее просторный офис с видом на главную площадь Улан-Батора, трое научных ассистентов, негромкий перезвон мобильных телефонов, строгая прическа, элегантный деловой костюм, резкие манеры, готовность сосредоточить все внимание на моих вопросах — все это говорило об энергии, динамичности, статусе, административных способностях и недюжинном интеллекте. Это была женщина, готовая поставить на службу своим идеалам любое оружие — обаяние, образованность, свое прошлое. Думаю, мы еще услышим об Оуюнь, и чем больше мы услышим, тем лучше.
Направляясь на встречу с ней, я прошел мимо группы протестующих против проекта закона — на плакатах было написано «Защитите нашу святую землю!», — который дол жен был разрешить частную собственность на землю. Эта мера стала необходимой в столице и нескольких других го родах, где людям нужна юридическая база для покупки и продажи индивидуальных участков земли, которая заменила бы порядок заявочного захвата. В Улан-Баторе, где до сих пор половина населения живет в
По поводу символа номер один Монголии Оуюнь сказала следующее:
«Мы переживаем бурное время, и людям нужно на что-то опираться. Раньше у людей было мало, но достаточно. А теперь? Оглянитесь вокруг — что видит рядовой монгол? Социальных гарантий нет, появились беспризорники, коррупция. Люди пока не видят реальных плодов демократических изменений. Демократия подразумевает власть народа, но мы видим рост нищеты и безработицы, увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными, так что множество людей стали еще безвластнее, более беззащитными экономически, чем были при коммунизме. Половине населения приходится бороться за выживание. Они видят, что нации грозит нищета, упадок. Поэтому они обращаются к Чингису и той части их истории как к символу силы.
Сила Чингиса не в его завоеваниях, а в идее справедливо го управления, основанного на письменной юридической системе (да, жестокие завоевания сосуществуют с идеей справедливости в головах монголов, потому что это было для них выгодно). Последние десять лет в нашей стране за кон не правил с того самого момента, когда после семидесяти лет правления одной партии ввели многопартийную систему. Плюрализм подразумевает разные точки зрения. Но у нас нет никакого представления о том, что такое лояльная оппозиция. Люди, особенно пожилые, не могут понять этой политической борьбы. Они думают только о том, что монголы дерутся с монголами и страна разделяется. Мое личное мнение, что, если спросить монголов, что они чувствуют, многие сказали бы: были же мы сильными, так почему бы нам не стать сильными снова? Не следует ли нам ввести сильное президентское правление, своего рода современную версию правления Чингисхана? Нельзя сказать, что это мечтания об империи, просто люди хотят главенства закона.
