козырьке над лобовым стеклом, или заходишь в какой-нибудь магазин и видишь там календарь с его портретом. Вот такие случайные встречи. Я никогда ничего от него не ждал. И не обращался к нему за помощью. Он всегда приходил ко мне сам, и всегда – неожиданно. Мне никогда не хотелось, чтобы он был только мой и ничей больше. Мне никогда не хотелось как-то определить Элвиса для себя. Да, я знаю, что Элвис – живой человек, который старел, как и все, и записывал неудачные песни, и снимался в плохих фильмах, и был тот еще долбоеб, и пел песни, написанные другими, и на гитаре играл очень даже посредственно, можно сказать, что вообще никак, и одевался как-то по-идиотски, а потом растолстел и умер. И все же… Есть другая реальность, которая выше житейского мусора.
Эта другая реальность называется мифом. Когда христианская мифология сменила классическую и языческую, Иисусу пришлось одному отдуваться за всех прежних богов, так что нет ничего удивительного, что бедняга не справился со своими божественными обязанностями – отвечать на все наши людские запросы, желания и нужды. Когда я говорю «наши», я имею в виду прежде всего белых европейцев и потомков белых европейцев, и особенно – северных европейцев мужского пола. За последние две тысячи лет мы утратили всякий контакт с мифом. Мы позволили мифу исчезнуть, но тяга к мифу осталась. Тяга к мифу – это не детское восхищение героями, с которыми можно отождествить себя, а что-то более глубокое и сокровенное. Символ Иисуса Христа не сумел удовлетворить эту потребность в мифе, и поэтому мы выдумали святых и жития этих святых, мы учредили культ Девы Марии, но этого все равно мало. И мы подавили в себе эту потребность в чудесном, притворились, что этой потребности нет вообще, мы отломили немалый кусок души и отказали ему в праве на существование; и если что-то такое просачивается нам в сердце, нам становится стыдно и как-то неловко за свой ребяческий романтизм.
Древние боги по-прежнему существуют на наших внутренних небесах: Один, Тор, Зевс, Афина, Артемида, Дионис, Будда, Аллах и – да, конечно, – Иисус Христос и Дева Мария. Но это – лишь имена, и если мы наделим их лицами и атрибутами, нагрузим их фактами и обстоятельствами со всеми этими что, где, когда, почему и зачем, мы все равно не продвинемся дальше, чем Альберт Голдмен в своей книге «Элвис»: все равно мы получим только раздувшийся труп парня с Юга, которому посчастливилось прожить жизнь так, как мечтаем прожить свою жизнь мы все – потакая своему эгоизму и ни в чем себе не отказывая, – да, мы увидим его таким, вместо того чтобы разглядеть в нем человека, у которого были свои сомнения, и страхи, и какие-то тайные, темные устремления из тех, о которых нельзя говорить никому, даже самым близким. Разница между нами и Элвисом заключается в том, что он не побоялся выпустить эти тайные страсти наружу. Внутри у этого человека жил Дионис – необузданный, дикий, он рвался наружу. И все-таки вырвался. И обрел воплощение в смертном мире.
Дионис, спящий в каждом из нас – юных, незрелых, робких белых мужчинах, – слышит призывный сигнал и понимает, что это значит. Этот призыв отзывается эхом по всей Земле. От континента – к континенту, от года – к году, от поколения – к поколению. И рок-команды юных, незрелых и робких мужчин бесстрашно выходят в мир, вооруженные только гудящими, воющими и звенящими инструментами и электромагнитными звукоснимателями, и заходятся в боевых кличах, и выплакивают свою скорбь.
Да, ничто не рождается чистым, не говоря уж о том, чтобы всю жизнь сохранять чистоту; все подвержено порче, и музыка – тоже, и рок-н-ролл. Рок-н-ролл – этот влекущий призыв в запредельные дали. Историки могут, конечно, оспорить даты и факты и привести в пример Блюз-Дельты, Литтл Ричарда, Билла Хейли и других белых парней, воспламененных либерализмом, замешанном на чувстве вины; но это все – не то.
Да, я знаю, что рок-н-ролл придумал не Элвис (Элвис вообще ничего не придумал, как и Сэм Филипс со своей студией грамзаписи – но это не главное). Элвис был Элвисом потому, что в нем все было правильно: время, место, приятная внешность, душевная боль, страсть и ярость, глубина, мелкота, настроение, огонь, лед, голос, имя, капризы, несдержанность и трагедия; и одно заключало в себе другое, и все было взаимосвязано.
Увлечения и мода – это все преходящее: загораются ярко, но быстро гаснут. Интеллектуальный снобизм мутит воду. Технический героизм держит нас – толпу – в страхе. Вернее, пытается удержать. Но через всю эту муть прорывается Дионис: необузданный, злобный, побитый, но непобежденный. В первый раз за почти тысячу лет Дионис вырвался на свободу. Его изгнали из мира еще со времен последних набегов викингов, со времен древних богов, скандинавских богов, олимпийских и кельтских – его изгнали, но все-таки не убили. Просто заперли в наших сердцах. В самых глубоких и темных подвалах души.
И не надо искать его, Диониса, в стильной прическе Элвиса и в его привлекательной внешности крутого, но нежного парня, и в боли Леннона, и в рифмах Дилана, и в голосе Болана, и в масках Боуи, и в декларируемом похуизме Джонни Роттена, и в музыке тысяч и тысяч других людей, которые услышали этот призыв к запредельному – которые выворачивались наизнанку на сценах мира, частенько выставляя себя полными идиотами и мудаками. Сколько их было, уже не одно поколение, кто хватались за эту пурпурную мантию и заявляли, что это их право по рождению – и да, это было их право, – только некоторые забыли, что до Элвиса не было ничего, ну, или почти ничего, на протяжении целого тысячелетия. Рок-н-ролл во всех его самых уродливых, обесцененных и затасканных проявлениях, вырванный с кровью и собранный из ошметков черного двенадцатитактового блюза – самый правильный саундрек к викинговским походам. Белые мальчики снова сорвались с цепи: они снова насилуют женщин и мародерствуют, избивают и лгут, вожделеют и бьют наотмашь, богохульствуют и расхаживают с важным видом по всей известной и неизвестной Вселенной. Цепи христианской доктрины разбиты вдребезги об алтарь возродившегося язычества.
Сегодня Элвис, может быть, кажется китчем, пережитком дремучего прошлого, которое давно устарело, и в этом смысле он стоит не больше, чем сухая классическая мифология, которую изучают в школах и институтах, так что все мои доводы, все диатрибы и все излияния чувств звучат нелогично и даже глупо. Но я просто пытаюсь сказать, что некая высшая сила, проявившаяся через смертного человека по имени Элвис Пресли, была – и есть – очень, очень, очень…
– Факты, Билл, факты. Мне нужны факты. – Голос.
Я знаю только одно… Ты уверен, что знаешь? Я знаю только одно… Ты уверен, что знаешь? Надеюсь, я смогу сформулировать эту мысль, пока она не ускользнула. Несдержанность и себялюбие Диониса всегда кончаются очень трагично?
И вот мы, три волхва, мчимся на Северный полюс с иконой Короля. Этот поход – своего рода признание, что все мы, так или иначе, возложили свои юные годы на его алтарь. И теперь нам надо прорваться туда, на ту сторону, пока трагедия Диониса не увлекла нас за собой – на погибель. Младенец Иисус, мы идем!
Элвис мертв. Но именно благодаря Элвису мы сумели почувствовать этих богов у себя внутри, которых мы отвергали на протяжении тысячи лет; именно благодаря Элвису и всем тем, кто пришел за ним, мы спроецировали вовне этих тайных и сокровенных богов – пусть недоразвитых, пусть еще слабых и хилых, но все же. Нам нужны эти боги, и короли, и супергерои.
Отрываюсь от своих записей, смотрю в окно – стекло слегка запотело – на уже знакомый пейзаж и думаю, куда мы в конечном итоге заедем. Наши карты не очень подробные.
Z что-то бормочет, и мы начинаем друг друга подкалывать, какие мы бравые парни. Из серии «я крут и неслаб». Стандартный набор настоящего мужика на выезде: ебля во всех ее проявлениях, выпивка, поэзия и возможность поступить в Школу шаманов в Ивало. Изначальный гон постепенно приобретает черты вполне вразумительного разговора. Идет обмен мыслями и идеями насчет композиции книги и стиля. Но потом нить теряется, и мы вновь погружаемся в этот кипучий поток «слов удивления, слов радости».
Перечитываю кусок про Элвиса и думаю: «Блин, и что это было? Я это вообще о чем?» То есть Элвис – для меня это всё. Но получается, что на самом-то деле я говорю не об Элвисе, а о себе: «Вот он я. Посмотрите, вот он – я, со всеми своими безумными путаными теориями. Я не такой, как вы. Я – это я».
– Вот только не надо выкручиваться. Мы уже поняли, что это ты не об Элвисе, а о себе.
Каждому хочется быть не таким, как все. Лучше, хуже, быстрее, выше, сильнее, стройнее, толще, меньше, больше, выше, ниже, круче, милее, похабнее, умнее, богаче, беднее – главное, чтобы не как все. Каждый пытается показать свою исключительность. Каждый выделывается, как может. Похоже, я тоже не чужд этой слабости и поэтому изобретаю всякие бредовые теории. Выходит, что я считаю себя исключительным в своем бреде? На самом деле, когда я их выдумываю, я вполне адекватен и понимаю, о чем говорю; но уже через пять минут я теряю мысль, и она ускользает куда-то в дебри подсознания, как сон – в момент пробуждения. Люди, которые пишут достойные книги с настоящим сюжетом и выверенной
