штаны.
Гимпо, голый, с мощной эрекцией, важно прошелся по периметру ямы, словно какой-нибудь злобный Приап из безумной мечты извращенца-гомосексуалиста. Он раскручивал над головой ревущую, бьющую искрами бензопилу и смеялся садистским смехом. Он периодически останавливался, чтобы принять героически-театральную позу и сладострастно огладить свой эрегированный прибор. При этом он яростно двигал тазом, как бы давая понять обреченным пленникам, что он отымет их в задницу после того, как убьет.
Билл снова затеял свою боевую пляску шотландского воина. Подняв бензопилу над головой, он тяжело топал ногами, словно какое-то жуткое божество из индусского пантеона, и изображал языком движения члена в исступленной секс-джиге. Он принимал позы одержимого сексуальной горячкой Криса Юбэнка и периодически останавливался, чтобы смазать свой мощный стояк маслом из бензопилы.
Рагнар поднялся на ноги, и в зале вновь воцарилась почтительная тишина. Снежные байкеры приготовились внимать своему вождю. Он поднял свою кружку с пивом, осушил ее одним глотком и выкрикнул:
– Один!
– Один! – подхватили Сыновья Рогатого бога.
– Смерть предателям! – проревел Рагнар.
– Смерть! – отозвались байкеры.
– Смерть! – внес свою лепту и я.
Их первобытная жажда крови подстегнула Билла и Гимпо, которые впали в неистовство и проявили себя с самой лучшей стороны, оправдав ожидания обезумевших Сыновей. Гимпо спрыгнул в яму и пошел на сжавшихся пленников, опустив руку с бензопилой. Одним движением он отрезал ноги сразу шестерым – чуть ниже колен. Они так кричали, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Из обрубков хлестала кровь. Гимпо был весь в крови, с головы до ног. В дрожащем свете факелов его голое тело переливалось красным. Остальные четверо в ужасе бросились врассыпную и попытались выбраться из ямы, но хохочущие Сыновья быстренько отпинали их обратно.
Билл спрыгнул в яму и неспешно направился к этой жалкой четверке. Пленники бухнулись на колени и принялись умолять о пощаде. Билл рассмеялся и пустил им в лицо тугую струю мочи, прежде чем обезглавить всех четверых одним грациозным взмахом руки с зажатой в ней бензопилой. Сыновья оценили его тонкий, изящный стиль. Билл поклонился, как матадор перед ликующей толпой, подобрал свои трофеи, еще сочившиеся алой кровью, швырнул их восторженным зрителям, впавшим в буйный экстаз, и ленивой походкой направился к Гимпо, который исступленно рубил в капусту своих шестерых обезноженных.
Если Билл убивал элегантно и почти человечно, то Гимпо махал своей бензопилой, как какой-то мясник-изувер. Он отпилил своим подопечным и руки тоже и теперь подбрасывал искалеченные, брызжущие кровью тела вверх и пинал их ногами по приземлении. Несчастные были еще в сознании, и Гимпо, кажется, получал несказанное удовольствие от их воплей боли. Он был весь в крови своих жертв. Он содомировал их по очереди, причем норовил расположиться так, чтобы остальные смотрели и видели, как он измывается над их товарищем. Закончив сношать изувеченных пленников, он всех их кастрировал, не забыв предъявить каждому его отрезанный член. Он наслаждался их ужасом и агонией. Он упивался своим изуверством. Под конец он принялся кромсать их пилой как попало. Потом отбросил пилу и стал терзать их тела руками, вырывая им почки и еще бьющиеся сердца. Когда от пленников не осталось уже ничего, кроме кровавого фарша, он оглядел толпу зрителей с идиотской улыбкой на измазанном кровью лице, в ожидании бурных аплодисментов. У него на шее болтались чужие кишки, словно сияющее алое ожерелье. Сыновья Рогатого бога были просто в экстазе. Они спрыгнули в яму и вынесли Гимпо на плечах.
– Гимпо! Гимпо! Гимпо! – скандировали они.
Билл улыбался, гордый за своего друга.
Я поднимаю стул, поправляю стол, извиняюсь в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь, и снова сажусь. Пью свой лагер, ем курицу, запеченную в микроволновке, с картофельными чипсами и салатом, и смотрю на экран, где MTV – спокойный как слон, сокрушенный, пришибленный, сломленный. Закрываю блокнот. Не могу ничего писать.
Рагнар обернулся ко мне, смеясь:
– Зодиак, дружище, а теперь твоя очередь показать себя, да?
У меня внутри все оборвалось. Я боялся даже представить, что мне сейчас предстоит сотворить для всеобщего увеселения.
– Насилие у нас уже было! – Рагнар заговорщески подмигнул и ткнул меня локтем под ребра. – А теперь будет секс! Ха-ха-ха! Очистить арену!
Гимпо, почетного Князя Насилия, сияющего, голого и измазанного в крови, усадили на трон рядом с Рагнаром. С арены убрали остатки кровавой и страшной резни.
На очищенное пространство выскочили четверо волосатых всклокоченных карликов в кожаных штанах. Они прошлись колесом по кругу и выжидающе замерли. Пятый карлик вывел на арену двух телок на двойном собачьем поводке: высокую статную негритоску и аппетитную белую штучку. Черная красотка была шести футов ростом; ее намазанное маслом тело блестело в свете факелов. Она была вылитая Грейс Джонс, а белая девочка напоминала топ-модель Кейт Мосс. Один из карликов достал из штанов острую бритву и полоснул «Грейс» по ногам, перерезая ахилловы сухожилия. Она закричала и упала на четвереньки. Кровь хлестала из ран. Второй карлик уселся на нее верхом, как на лошадь, и принялся вырывать ей зубы плоскогубцами. Третий карлик сосредоточенно забивал гвозди в дырки в деснах, где были зубы. Сыновья Рогатого бога хохотали до слез. «Кейт» рванулась в сторону, в отчаянной попытке сбежать, но ее заарканили с помощью лассо и повалили на пол. Один из карликов сорвал с нее трусики, перевернул на живот и заправил ей в задницу. Еще один карлик отрезал ей пальцы – все до единого, – и выковырял глаза. Это было похоже на выступление злобных клоунов в каком-нибудь цирке жестокости. Карлики, которые не занимались с девицами, выделывали незатейливые акробатические номера. «Кейт» отрезали уши, потом – нос, потом – губы. Снежные байкеры один за другим спрыгивали на арену, расковыривали отверстия в телах изувеченных женщин и сношали их в эти раны. Кто – куда.
Не могу ничего писать. Перед глазами – безумный калейдоскоп разноцветных картинок: сексапильные половозрелые школьницы скачут под музыку; странный коллаж из жанров и стилей; Рей Кук рассказывает анекдот… или это Пип Данн улыбается? Z, кажется, понимает, что со мной что-то не так, но упорно делает вид, что он ничего не заметил.
Сыновья веселились вовсю. Рагнар стукнул меня по спине и сказал, чтобы я поторопился, пока их сердца еще бьются. Не желая обидеть хозяина, я скинул штаны и сиганул в яму. Гимпо подбодрил меня радостным воплем. Чернокожую «Грейс» уже вскрыли, как труп в анатомическом театре. Ее живот был полностью распотрошен, и Сыновья громко смеялись и беззлобно кидались друг в друга ее кишками. Я дождался своей очереди на «Кейт», которая еще дышала. Схватил ее за волосы и принялся сношать прямо в разодранный рот. Когда я уже был готов спустить, кто-то из Сыновей отрезал ей одну ягодицу и в шутку ткнул трепетным мяском мне в лицо. Один из карликов схватил ее кишки и побежал по арене, разматывая их на бегу. Кишки растянулись, словно резинка. Потом карлик их отпустил, и они с влажным хлюпом прилетели обратно, обдав меня черным говном.
Пытаюсь взять себя в руки. Пытаюсь рассуждать здраво.
– Слушай, Z, это не то место. Мы приехали не туда. Нельзя оставлять здесь Элвиса. Если оставить Элвиса здесь, мира на Ближнем Востоке не будет.
Z не настроен на споры. Сидит, весь из себя добродушный и благостный. Мы живы, мы не погибли в полярных снегах; мы нашли бар, где лагер крепче, чем повсеместное пойло не более двух процентов алкоголя.
– Хорошо, Билл, и куда мы его отвезем?
Мне даже не верится, что он так легко согласился. Может, он видит, в каком я раздрае, и не хочет меня нервировать? А я и вправду уже никакой. У меня сейчас даже не встанет на Пип Данн, я уже не говорю о том, чтобы ей заправить. Гимпо берет еще пива – на всех. Я пытаюсь писать.
– Может быть, в Африку, – говорит Z. – Туда, где Копи Царя Соломона, или в то место… ну, в Эфиопии… где вроде как спрятан Ковчег Завета. – Z говорит, говорит. Я слышу слова, но их смысл от меня ускользает. Я думаю про Джеймса и Кейт: как они спят у себя в кроватках. Что им с того, что их папа поперся на
