Любой другой ребенок сразу бы согласился, но только не ее дочурка. Кэт капризна, она добивается чего желает, и только на собственных условиях. Подумав над оговоркой матери, дочь схитрила:
— Два часа на пляже, и я сама прополю клумбы. Парочку, ма, ну чего в этом плохого!
Дорис было уже не до улыбки. За пару часов они с Тедом изменили свою жизнь. Предали Грега. Приговорили себя к десяти годам неверия и лжи. Наделали много зла.
Но они сотворили и кое-что еще, в чем она никогда не будет раскаиваться, независимо от того, кто больше пострадал при этом.
Они дали жизнь Кэтрин.
II
Поток машин на шоссе, ведущем к Уэст-Пирсу, к концу рабочего дня, — как в кошмарном сне, и вторник не был исключением. Хотя квартира Хэмфри находилась лишь в двух милях от ворот базы и в семи от расположения его батальона, дорога домой вызывала раздражение с момента, когда он влился в этот поток и пока не свернул на Роуз-стрит через шесть с половиной миль.
Корпусу морских пехотинцев необходимо, размышлял он, установить гибкий график. Другие службы с успехом применяли его. Он бы с радостью приезжал на работу раньше и оставался бы дольше, лишь бы не попадать в час пик. Не то чтобы он так уж торопился попасть домой — никто его там не ждал. Просто он не любил торчать в дорожных пробках, сидя в машине как в ловушке, когда не оставалось ничего иного, как погружаться в раздумья.
Не хотелось ему думать о Дорис, а последнее время, казалось, все мысли только о ней. Что бы он ни делал, все каким-то образом напоминает ему об этой женщине — смотрит ли он телевизор, готовит ли себе ужин или завтрак, читает ли. Даже его ежедневная пробежка напоминает ему о том единственном разе, когда Грег уговорил ее пробежаться с ними, а она рухнула на траву через четверть мили и, задыхаясь, объявила, что не сделает больше ни шагу.
И не сделала. А они пробежали еще три мили — легче легкого для Теда, но предел для Грега и, когда вернулись в квартиру, увидели ее растянувшейся на диване с кулечком шоколадных конфет и поглощенной старым кинофильмом.
Прошлой ночью он даже разыскал подаренное ею карманное издание автора, которого он назвал при ней своим любимым писателем. Для нее эта книжонка ничего не значила — просто увидела ее в магазине и бросила в свою тележку, как бросила бы в нее пакет любимых чипсов, но для него она значила очень многое.
В ней был весь мир, целая эпоха.
Карманная книжонка. Все, что у него осталось от того рокового лета… Она и еще груз вины, от которого ему никогда не избавиться.
Субботняя встреча с Дорис потрясла его. Может, боги решили, что ему слишком хорошо живется с его виной, гневом и душевной пустотой и поэтому он нуждается в хорошей встряске, в том, чтобы ему разбередили старые раны? Или это была новая фаза его наказания за то, что он сделал, да и Дорис тоже? И вот он должен жить, зная, что она здесь, на этой же улице, по соседству. И при этом сознавать, что даже сейчас, после десяти суровых лет, он не может обладать ею.
Буду держаться от нее подальше, Грег. Клянусь!
Даже сейчас? Особенно сейчас.
Уличное движение остановилось совсем, и он нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю. Раздумчивые выжидания хоть чуть скрашивали непривлекательность жизни в казарме. В ней он провел большую часть самостоятельной жизни. Дома удобнее, близко к работе, к тому же бесплатно, в обмен на квартирные деньги, от которых он раньше отказывался.
Забавно, как все получается. Когда шестнадцать лет назад он решил поступить в морскую пехоту, то не намеревался сделать на этом карьеру. И уж точно не собирался жить, есть, спать и дышать в казарме. Нет, он лишь бежал от домашней жизни, становившейся все невыносимей. Ему не хотелось покидать Джуди, но у него не было выхода. Его сестре только исполнилось семнадцать, ей оставалось закончить последний класс средней школы.
Этот год он собирался провести в казарме, экономя каждый цент. Как только она получит аттестат, тут же приедет к нему, и они заживут вместе. Он обещал ей это в тот день, когда покинул Балтимор.
Один год. Не так уж и долго. Любой может выдержать что угодно в течение года.
Но не Джуди.
Наконец он проехал через последний светофор, который был отключен, чтобы полицейские могли отрезать поток машин с поперечной улицы. Через несколько минут повернул с центральной автострады и покатил домой по бульвару Медоу, а затем и по Роуз-стрит. Он проехал мимо своего дома. К коттеджу Дорис.
Тед не собирался останавливаться и даже не надеялся увидеть ее. Он просто посмотрит. Подсыпет еще немного соли в душевные раны, открывшиеся при неожиданной встрече с ней.
Дом казался притихшим, подъездная дорожка пуста. На соседнем участке несколько пацанов и темноволосая девочка собрались на лужайке, сидя на велосипедах и громко болтая. Когда Тед развернулся в конце улицы и снова проехал мимо интересующего его объекта, девочка, вовсю нажимая на педали, мчалась по дорожке. В конце ее у ограждающего бордюра она резко дернула руль и послала свой велосипед вверх. Приземлившись по другую сторону препятствия, она развернулась юзом на заднем колесе, одарив мальчишек победной улыбкой.
Жуткая сорвиголова, с усмешкой подумал он. В детстве он не был знаком с девочками-сорванцами. Конечно, в его квартале мамаши не спускали глаз с дочек. Это был единственный способ удержать их в узде, и то не всех.
Например, его безнадзорную сестренку Джуди.
Миновав детей, он снова взглянул на коттедж Дорис. Его пальцы судорожно сжали руль, как только он заметил ее. За те несколько минут, что он доехал до конца улицы и обратно, она пришла домой, взяла почту и сейчас уже подходила к крыльцу.
Зная, что это глупо, Тед плюнул на все и остановился на другой стороне улицы. Он не выключил двигатель, не окликнул ее, не сделал ничего, чтобы привлечь внимание женщины, а лишь смотрел, как она поднимается по ступенькам, поворачивает ключ в замке и открывает дверь из металлический сетки. Только смотрел.
И этого было достаточно.
Что-то заставило ее оглянуться, и она застыла на месте. Через мгновение, распахнув дверь и положив куда-то почту и сумочку, хозяйка вернулась на лестницу.
Дальше по улице завопили детишки, и в зеркало заднего вида он увидел, как темноволосая девочка снова взлетела в воздух. Когда он перевел взгляд на дом, Дорис уже приближалась к нему.
На ней было летнее штапельное платье — легкое, ласкающее взгляд и льстящее ее фигуре. Собранные на затылке волосы удерживала широкая белая заколка. В ту давнюю ночь она тоже была в летнем платье, красном, точно того же оттенка, что и рубашка на нем, а прическу украшали изящные черепаховые гребни. Он легко извлек их, и волосы рассыпались по его рукам.
Вот чертовка! И как она умудряется выглядеть такой привлекательной и свежей после рабочего дня. Будто нарочно напоминает ему о той летней ночи, вызывая у него желание провести с ней еще одну ночь.
Но он же не имеет на нее никаких прав. Как не имел их и раньше.
Он опустил стекло и выключил двигатель, когда она подошла к почтовому ящику. Оперевшись одной рукой на столбик, поправила прядь волос и негромко произнесла:
— Хэй, Тед.
— Привет, Дорис, — небрежно бросил он.
Она посмотрела туда, где резвились детишки, потом перевела взгляд на его форму.
— С работы?
