сказать? – Юноша опять помотал головой и удалился. Олимпия попыталась отогнать поднимающуюся в ней тревогу.
Потом позвонила Маргарет. У ее матери поднялась температура, сказала Маргарет. Но на балу она обещала быть, только с небольшим опозданием – придется побыть в больнице с мамой, ужином покормить. Иными словами, заехать за Фридой у нее не получалось. Маргарет извинялась, что подвела подругу, но выхода у нее не было, мать чувствовала себя очень неважно. Олимпия успокоила подругу, но, завершив разговор, она долго смотрела на телефон, соображая, как выйти из положения. К пяти часам надо быть в отеле с девочками. Чарли должен ехать туда к четырем, так что привезти Фриду совсем некому. Тут у нее мелькнула одна мысль, и она направилась к Гарри.
Муж слушал настороженно, видимо полагая, что Олимпия все подстроила специально, чтобы вынудить его участвовать в ненавистном торжестве. Сейчас жена просила об одном – посадить мать в лимузин, туда же загрузить инвалидное кресло и позвонить на мобильный, чтобы Олимпия ее встретила. Она спустится, заберет свекровь, усадит в кресло и поднимет на лифте в зал, где будет накрыт ужин, предваряющий бал.
Со слов Олимпии все было очень просто. Она не стала говорить, что в этот самый момент ей предстоит приводить в чувство двух дрожащих от волнения девиц, одевать их, помогать позировать фотографу, успокаивать, насколько возможно, да еще и себя привести в порядок.
– Сможешь оказать мне такую услугу? – спросила она, обрисовав Гарри его задачу.
– Похоже, у меня нет выбора, не брошу же я свою мать!
Олимпия ни словом не обмолвилась насчет его возможного участия и не просила изменить свое решение. Она только хотела, чтобы Гарри отправил Фриду на машине и сообщил, когда она выедет. Ясно же, что ее просьба никак не оскорбляла убеждений Гарри. Такая малость была ему вполне по силам.
– Вот и чудесно. Спасибо! Тогда я поехала, а то уже опаздываю, – на бегу бросила она и умчалась в парикмахерскую.
Джинни уже была причесана, а Вероника еще только садилась в кресло. Вирджинии в это время будут делать маникюр. Они с сестрой поменялись местами – сначала ногти делали Веронике. Все было рассчитано по минутам – так, словно речь шла о военной операции.
В половине четвертого Олимпия позвонила домой и напомнила Чарли, что пора выезжать. Фрак, брюки, сорочка, белый галстук, жилет, носки и лакированные туфли. И еще перчатки – ему полагается быть в перчатках. Сын обещал выйти через пять минут. Сказал, у него уже все собрано.
В четверть пятого Олимпия с дочерьми приехали домой, все красиво причесанные и с безупречным маникюром. Гарри играл с сынишкой в карты. Чарли уже отбыл. А Фрида прилегла вздремнуть.
В половине пятого собрали наряды и отбыли в отель. Там сразу зарегистрировались – Олимпия забронировала номер на этот вечер.
Тут Олимпия перевела дух и позвонила Гарри. Уезжали в такой спешке, что она даже не успела с ним попрощаться. Она напомнила, на какой час заказан лимузин, и еще раз попросила дать ей знать по мобильному. Гарри покорно обещал все исполнить, он был необычайно сговорчив. Сказал, что поднимет мать в шесть и поможет ей одеться.
Машина для Фриды была вызвана на четверть восьмого. Ужин перед балом предполагался только для девушек с кавалерами и близких родных. Остальные гости ожидались в девять. Начало репетиции – в пять, в том же зале, где будет проходить бал. Без десяти пять сестры Уокер спустились в вестибюль.
Случилось так, что в тот момент, когда Олимпия с девочками направлялись к залу на репетицию, туда как раз входил кавалер Вероники, Джеф Адамс. В руке он нес вешалку с фраком.
При виде юноши Олимпия часто заморгала, думая, что ей померещилось. Оказалось, нет: волосы у парня были выкрашены в ярко-синий цвет. Не темно-синий – его еще можно было в вечернем свете принять за черный, – а именно в яркий, скорее, темно-голубой, между бирюзой и сапфиром.
Судя по выражению его лица, молодой человек был вполне доволен собой и, здороваясь с Олимпией за руку, прямо-таки источал уверенность и даже самодовольство. Вероника рассмеялась. Джинни же, убитой предательством возлюбленного, было ни до чего, она была похожа на привидение. Этот Стив даже имел наглость заявить, что, хотя они и расстаются, он готов исполнить свое обещание и участвовать в ее первом бале. И, к изумлению Олимпии, Вирджиния ответила согласием.
Голова у Олимпии шла кругом, ей хотелось накричать на дочь, немедленно отговорить ее от этого решения, но она благоразумно сдержала свои эмоции, не желая еще больше расстраивать Джинни. Не будучи официальным спутником дебютантки, Стив должен был явиться в девять, вместе с остальными гостями. И он будет весь вечер сидеть рядом с Олимпией, с Чонси и их друзьями! Ну что за молодежь пошла – ни стыда, ни совести!
Такое же желание у нее появилось и в отношении Джефа, когда Вероника похвалила его прическу и цвет волос. «Насыщенный», – удовлетворенно сказала она. Джеф нахально вручил свой фрак Олимпии и попросил присмотреть, пока он будет репетировать. «Так бы и убила!» – подумала та.
Перед началом репетиции дебютанток и их сопровождающих выстроили в четыре шеренги, девушек и юношей отдельно. Всех внимательно оглядели. Строгого вида матрона в черных шелковых брюках и коротком жакете от Шанель задержалась перед Джефом и вполне определенно объяснила ему ситуацию. Ему следовало сразу после репетиции перекрасить волосы в другой, «человеческий», цвет по его выбору. Если же он этого не сделает, то Веронике на время бала предоставят другого кавалера. Глава оргкомитета строго взглянула на Джефа, явно выражая свое осуждение. Джеф потупился, а Вероника захихикала.
Судя по всему, она находила его выходку необычайно забавной, что огорчило Олимпию. Татуировка во всю спину, кавалер с синими волосами – похоже было, что Вероника вступила в какой-то новый этап своей жизни. Ей уже мало было громогласно декларировать свои принципы, теперь ей надо шокировать окружающих и из всего устраивать представление. Олимпия едва сдерживала себя.
После репетиции, возвращаясь в номер, она высказала свое неудовольствие дочери.
– Вероника, ничего смешного тут нет! Единственное, чего он добился, это гнева членов оргкомитета, который неизбежно падет и на тебя – рикошетом.
– Перестань, мам, не будь ханжой! Раз уж мы вынуждены участвовать в этом дурацком мероприятии, почему бы не отнестись к нему с юмором?
– Какой уж тут юмор! – возмутилась Олимпия. – Невоспитанность и неуважение к окружающим! Он
