произойдет!
– Зато теперь у тебя есть вполне убедительное доказательство того, что я нормальный человек. Стоит мужчине оказаться в постели с полуобнаженной женщиной, которая к тому же сама провоцирует его… и он в мгновение ока забудет о нравственности!
– Я вас не провоцировала! – глубоко задетая подобным обвинением возразила Одри. – Я читала книгу… Вы буквально набросились на меня!
Филипп, натягивающий рубашку, выглянул из соседней комнаты и скептически взглянул на Одри.
– Да ты умоляла меня об этом!
– Вы мне даже не нравитесь… Я бы вообще ни о чем не стала вас умолять! – выкрикнула Одри, чувствуя, как растет ее смятение.
– Не стала бы? А вот я вопреки своему желанию и здравому смыслу испытываю к тебе сексуальное влечение, – с неохотой признался Филипп. – Мне это здорово действует на нервы, но в отличие от тебя я готов честно об этом заявить, а не твердить, как ты, каждую минуту, что влюблен в кого-то еще!
Ошеломленная этим признанием Одри широко раскрытыми глазами уставилась на Филиппа. Его влечет к ней? Она не ослышалась? С каких это пор? Легкий румянец начал медленно заливать ее щеки.
– Вас влечет ко мне?… – едва дыша, переспросила она.
– Это похоть, Одри, похоть в чистом виде! – с жаром заверил Филипп. – Неудобство, без которого мы вполне могли бы обойтись… И мы без него обойдемся!
Одри оторопела, заметив холодный блеск его глаз. Ей вдруг стало понятно, что Филипп хотел этим сказать. Природа сыграла с ними злую шутку. Это был чисто физиологический порыв, и Филипп даже испытывал облегчение оттого, что Максимилиан своим появлением положил конец безумству.
Злость, возмущение, боль, сожаление – наплыв бурных эмоций лишил Одри возможности трезво оценивать ситуацию. Максимилиан явно пришел в замешательство, и в этом есть доля моей вины, решила Одри. Теперь я обязана вместе с Филиппом успокоить и утешить старика. Настало время показать ему, что мы как помолвленная пара действуем сообща…
Прежде чем Одри успела сообразить, что тоже должна спуститься к Максимилиану, Филипп уже покинул комнату.
Одри встала, оделась, причесалась и с тяжелым сердцем спустилась в холл. Услышав приглушенные голоса, она двинулась в том направлении, откуда они доносились, и очутилась перед неплотно прикрытой дверью. Одри уже собралась постучать, когда до нее донеслись слова Максимилиана, произнесенные таким суровым тоном, какого она не могла и заподозрить у человека со столь мягкими манерами.
– Итак, ты подарил бедной маленькой Одри кольцо, чтобы соблазнить ее! И вот ей приходится поступиться свято почитаемыми ею принципами, наивно веря, что, в конце концов, ты все же женишься на ней! Но я не разделяю ее уверенности, Филипп.
– Да я…
– Ты сказал, что обручился с ней, но ни словом не обмолвился о том, что любишь ее, – перебил его Максимилиан. – К тому же ты не упомянул, когда, хотя бы предположительно, должна состоятся свадьба!
– Мы только недавно обручились! – оправдывался Филипп, что было ему совершенно несвойственно.
– Ты наконец-то встретил женщину, которая не разделяет твоих, мягко говоря, свободных воззрений на отношения полов. Ты не привык, чтобы тебе отказывали, и предложил ей обручальное кольцо. А через пару месяцев ты просто вышвырнешь Одри из своей жизни, ничуть не заботясь о нанесенной ей обиде! – негодовал старик.
– Черт побери! Ты все не так понял…
– Я знаю тебя и знаю Одри, – тяжело вздохнув, возразил Максимилиан. – Могу вообразить, что она безнадежно влюблена в тебя, и мне следовало догадаться об этом раньше. В своих письмах она рассказывала мне обо всем, что касалось тебя. Почему ты не оставил ее в покое, Филипп? Не скоро я смогу простить тебе это. Одри мне очень дорога. Она такая добрая, такая славная… а тебе даже не хватило такта не ставить ее в столь неудобное положение в этом доме!
– Давай сядем и спокойно все обсудим, Максимилиан! – раздражено предложил Филипп.
Одри на цыпочках отошла от двери. Расстроенная суровым выговором Максимилиана, она не могла сразу разобраться в том, как ей вести себя в этой ужасной обстановке. Ей вряд ли надлежит принять участие в дискуссии такого рода. Максимилиан не сможет свободно говорить в ее присутствии, да и Филиппу ее вмешательство наверняка не придется по душе. К тому же после всего того, чему Максимилиан стал свидетелем в спальне, довольно трудно будет признаться, что помолвка фиктивная.
– Нет, я уже высказал мое отношение! – услышала Одри голос Максимилиана. – Я хочу, чтобы ты немедленно покинул этот дом, Филипп! Ты намерен разбить сердце Одри, но пока в моих силах это предотвратить, забудь об этом.
– Хорошо, я готов назвать дату свадьбы.
– Что, если на следующей неделе? – не выразив ни малейшего удивления, предложил Максимилиан.
– На следующей неделе так на следующей неделе! – вдруг взорвался Филипп. – Мы с Одри поженимся на следующей неделе!
Одри едва не лишилась чувств. За дверью воцарилась тишина. Одри представила, что Максимилиан поражен этим ошеломляющим сообщением не меньше ее самой.
– Теперь все предстает несколько в ином свете, не так ли? – произнес наконец Максимилиан. Судя по голосу, беседа далась ему нелегко. – Итак, ты и впрямь любишь ее, хотя и не хочешь этого показать… Что ж, нельзя требовать всего сразу. Но лучшего выбора, чем Одри, ты сделать не мог. Она…
– Что с тобой, Максимилиан?!
Уловив тревогу в голосе Филиппа, Одри не раздумывая рывком открыла дверь. Потерявший сознание Максимилиан полулежал в кресле. Склонившийся над ним Филипп предпринимал отчаянные попытки привести старика в чувство.
– Надо вызвать врача! – воскликнула Одри. Филипп бросился к телефону. Его смуглое лицо стало пепельно-серым, а в темных глазах застыл страх. Набирая номер и говоря что-то в трубку, он не отводил от Максимилиана взгляда и позволил себе облегченно вздохнуть, лишь когда заметил, что старик начал приходить в себя. Филипп хотел отнести его на руках в постель, где ему было бы удобнее, но Одри предложила не трогать Максимилиана до прихода врача и послала Филиппа за стаканом воды. Затем успокаивающе похлопала Максимилиана по руке.
– Вот видишь, сердце… – слабым голосом пожаловался он. – Раньше я никогда не терял сознания…
– Вы просто устали, только и всего. Вам давно уже пора спать.
С удивлением заметив, что у вернувшегося Филиппа дрожат руки, Одри взяла протянутый им стакан и заботливо поднесла к губам Максимилиана.
– Я рад, что ты приехала, – пробормотал старик. – Что вы оба приехали… Думаю, придется все-таки согласиться на эту проклятую операцию.
– Какую еще операцию? – встревожился Филипп.
– Я, старый дурень… всегда недолюбливал больницы, – промямлил Максимилиан.
Вскоре появился Жак Дюплан, личный врач и старый друг Максимилиана. Вдвоем с Филиппом они уложили больного в постель, и, пока он не уснул, Одри сидела около старика, размышляя о невольно подслушанном ею разговоре.
Филипп обещал на следующей неделе жениться на ней! Филиппа, расчетливого и трезвомыслящего, так потрясли яростные требования крестного отца, что он предпочел дать безумное обещание, а не объяснять, как на самом деле все обстоит. Хотя посвятить Максимилиана в действительное положение вещей стало бы довольно щекотливой задачей, особенно после сцены, которую он наблюдал в спальне. Скажи ему Филипп, что их помолвка чистой воды фикция, Максимилиан разозлился бы еще больше.
Ладно, к счастью для Филиппа состояние здоровья Максимилиана вряд ли позволит осуществить безумную затею с браком. Максимилиану в самое ближайшее время предстоит хирургическая операция, а когда он поправится, Филипп, несомненно, признается, что их так называемая помолвка была пусть и совершенным из добрых побуждений, но обманом. Филиппу придется нелегко, но он обязан объяснить, что
