своих, так и морских офицеров. В такой тайне сохранялось все дело, что они не знали, куда их ведут, до тех пор, пока не подошли к ряду угольных барж у новой набережной и группам других судов в Катватере и Пуле. Как на этих судах, так и в питейных домах было забрано и отправлено на адмиральский корабль большое число лучших матросов. В других частях города и во всех складах и питейных домах в доке было завербовано несколько сот матросов, а также и людей береговых профессий. По утренним отчетам оказывается, что прошлой ночью было завербовано свыше четырехсот добрых молодцов. Одна партия вошла в доковый театр и очистила всю галерею, оставив только женщин». На дорогах, ведущих из города, были расставлены партии матросов и морских солдат, чтобы перехватывать беглецов. В Портсмуте угольные баржи так обеднели рабочими руками, что не могли выйти в море. Фрегаты и суда меньших размеров, рассеявшись по Каналу и другим морским подходам к королевству, останавливали все коммерческие суда и брали с них часть их команд. Целая флотилия рыболовных ботов, вышедшая на промысел близ Эддистона в числе сорока, была обыскана, и с каждого из них было снято по два матроса. Шесть направлявшихся в Ост-Индию судов, задержанных близ Плимута противным ветром, были абордированы вооруженными ботами, причем с них было снято триста матросов, не знавших до тех пор, что разрыв с Францией был близок.
Бонапарт со своей стороны был не менее деятелен, хотя при этом старался сохранением в тайне своих действий предотвратить тревогу и отсрочить по возможности войну, которая для его целей была преждевременна. Были отданы приказания о скорейшем отправлении подкреплений в колонии, пока еще мир не нарушен. Ни одно из линейных судов и ни один из фрегатов не должны были сопровождать их туда, а те, которые были уже за границей, большей частью были отозваны оттуда. Войска были сосредоточены на берегах Голландии и Фландрии, плоскодонные суда, построенные в течение прошлой войны с целью вторжения в Англию, «без шума» собрались на Шельде и в портах Канала. Изучались планы действий, которыми можно было бы вредить британской торговле. 9 апреля приказано было начать вооружение берегов от Шельды к западу до Соммы, на протяжении ста двадцати миль, и берега эти сделались впоследствии, как образно выразился Мармон, «берегами железа и бронзы». Несколько дней спустя было приказано укрепить Эльбу и берега Франции, а также всех ее островов. Адъютанты Первого консула, разосланные на север, восток и запад для наблюдения за ходом приготовлений, постоянно отдавали ему отчет о них.
Первому консулу предстояло еще справиться с одним чрезвычайно серьезным делом. Небольшие французские острова в Ост– и Вест-Индиях могли удерживаться в подчинении умеренным числом войск, которые могли также сопротивляться в течение значительного времени всякой попытке со стороны англичан к завоеванию вышеупомянутых островов, лишь бы такая попытка не приняла очень больших размеров. Не так обстояло дело на Гаити и в Луизиане. На первом французы, ряды которых поредели от лихорадки, были теперь заперты в нескольких морских портах, сообщения между которыми, как возможные только водой, в случае морской войны должны были бы прекратиться. Бонапарт, естественно, мог опасаться потери острова под давлением чернокожего населения внутри его и британцев извне. Луизиана до сих пор не была занята. Не говоря о том, что можно было извлечь из этой колонии в будущем, непосредственное значение для Франции этого владения, так недавно еще возвращенного ею, состояло в том, что оно было источником снабжения припасами Гаити, находившегося по отношению ко многим предметам существенной необходимости в зависимости от материка. С падением острова колония на этом материке делалась бесполезной. Уступка ее Испанией Франции возбудила сейчас же ревность, с которой население Соединенных Штатов смотрело на политическое вмешательство европейских держав в дела на Американском континенте, даже когда вопрос шел только о переходе колонии из рук одной державы в руки другой. При чрезвычайно трудных обстоятельствах революционного движения, когда необходимость помощи из-за границы была так велика, американцы все-таки постарались включить в союзный договор с Францией непременное условие, что она не завоюет для себя ни одного из владений Великобритании на материке; при этом, конечно, имелись в виду Канада и Флорида. Тревога их достигала сильного напряжения, когда, как в рассматриваемом случае, слабый владелец, каким было инертное Испанское государство, уступал место такому могущественному государству, как Франция.
Опасения и раздражения американского народа возросли вместе со «сдержанностью», обнаруженной французским правительством в ответах на запросы американского посланника в Париже, который спрашивал неоднократно, но тщетно, об обеспечении навигации на Миссисипи. Возбуждение достигло апогея, когда в ноябре 1802 года было получено известие, что испанские власти в Новом Орлеане отказали американским гражданам в депозитном праве, выговоренном ими по договору с Испанией в 1795 году. Это было, естественно, приписано влиянию Бонапарта, и жители долины верхнего течения Миссисипи были готовы прибегнуть к оружию для отстаивания своих прав.
Таково было угрожающее положение дел в Америке, когда война с Великобританией быстро надвигалась. Бонапарт не был человеком, готовым уступить перед одной только угрозой враждебных действий в отдаленных пустынях Луизианы, но ему было ясно, что в случае разрыва с Великобританией всякое французское владение на берегах Мексиканского залива неизбежно должно было перейти или к ней, или в руки американцев, если он возбудит вражду последних. В Вашингтоне тогда полагали, что Франция приобрела от Испании также и Флориду, в которой были военно-морские порты, существенно важные для обороны Луизианы. 12 апреля 1803 года прибыл в Париж Монро, посланный Джефферсоном в качестве чрезвычайного посла для переговоров, совместно с постоянным американским посланником во Франции, об уступке Флориды и Нового Орлеана Соединенным Штатам. Это вызывалось желанием последних обеспечить за собой Миссисипи вниз до ее устья, в качестве западной границы. Прибытие Монро было в высшей степени своевременным. Лорд Уитворт за пять дней перед тем сообщил британскому кабинету, что если только французское правительство не приготовилось дать требуемых объяснений, то дружественные отношения с ним не могут более продолжаться. В то же самое время в лондонских газетах началось обсуждение предположения об отправке пятидесятитысячного отряда для взятия Нового Орлеана. Три дня спустя, 10 апреля, Первый консул решился продать Луизиану; и Монро по прибытии оставалось только установить условия сделки, которая в сущности не составляла цели его миссии, но которая давала его стране обладание западным берегом Миссисипи по всему ее течение и обоими берегами от ее устья почти до Батон-Ружа на протяжении свыше двухсот миль. Договор, подписанный 30 апреля 1803 года, дал Соединенным Штатам «всю Луизиану, в тех границах, как владела ею Испания», всего за восемьдесят миллионов франков. Таким образом страх перед морской силой Великобритании был решающим фактором[119] в деле передачи в руки Соединенных Штатов обширной страны, известной под именем Луизианы и простирающейся от Мексиканского залива к Канаде и от Миссисипи к Мексике, с плохо определенными границами в том и другом направлениях… Это приобретение поставило Штаты на тот путь расширения к западу, который привел их к берегам Тихого океана.
Оставив позицию, которой не мог защищать, и обеспечив, поскольку от него зависело, французские владения за морем, Бонапарт мог теперь сосредоточить все свое внимание на тех планах «покорения» Британских островов, которые так давно зрели в его творческом уме.
С самого начала было очевидным, что Великобритания, имеющая в трех королевствах только пятнадцать миллионов жителей, не могла сделать вторжение в континентальные владения Франции, с ее более чем двадцатипятимиллионным населением. Это было тем более так потому, что требования военного флота королевства, его огромного торгового мореходства, а также его фабричной и промышленной системы – обширной и сложной, а потому способной серьезно расстроиться в целом при всяком нарушении ее частей, – оставляли для пополнения британских армий незначительное число людей, по сравнению с тем, каким располагала Франция. В последней капитал и фабричная деятельность, торговля и судоходство исчезли, и потому почти весь низший класс населения обратился в земледельческое крестьянство, из среды которого конскрипция могла свободно удовлетворяться без существенного увеличения бедности страны или расстройства социальной системы.
