Рейну и Верхнему Дунаю. «Мое, решение принято, – пишет он Талейрану 25 августа, – мое движение началось. Через три недели я буду в Германии с двумястами тысячами человек». В течение этого и двух следующих дней из его главной квартиры летели приказания одно за другим, и 28-го числа он писал Дюроку, что армия была в полном движении. Чтобы скрыть перемену целей и выиграть столь важное во всех отношениях время, усыпив подозрения Австрии, он сам оставался в Булони, «устремив взоры, по-видимому, на море», до 3 сентября, когда отправился в Париж. 24-го он оставил столицу, чтобы следовать к своей армии. 26-го он был в Страсбурге, а 7 октября почти двухсоттысячная армия подошла к Дунаю ниже Ульма, отрезав около восьмидесяти тысяч австрийцев, собравшихся там под начальством генерала Мака. 20-го числа, за день до Трафальгара, Ульм сдался на капитуляцию, причем тридцать тысяч человек положили оружие. Еще тридцать тысяч были взяты в сражениях, предшествовавших этому событию. 13 ноября французские войска вошли в Вену, и 2 декабря было выиграно Аустерлицкой сражение у русско-австрийских союзных войск. 26-го числа германский император подписал Пресбургский мир. Им он отказывался от Венеции со всеми другими владениями в Италии и уступил Тироль Баварии – союзнице Франции.
Австрия была таким образом успокоена на три года, но попытка экспедиции в Великобританию уже более не возобновлялась. В течение следующего года возникли затруднения между Пруссией и Францией, которые привели к войне и низвержению Северо-Германского королевства под Ауэрштедтом и Йеной. Однако понадобилась еще другая кампания для принуждения России к миру в 1807 году. Между тем Булонская флотилия гнила на берегу. В октябре 1807 года Декре по приказанию Наполеона сделал смотр судам ее и четырем портам. Из тысячи двухсот судов, специально построенных для вторжения в Англию, не более трехсот были годны к выходу в море; из девятисот транспортов почти все были уже негодны к службе. Круглый порт в Булони был занесен песком на два фута; порты в Вимре и Амблетезе – на три фута. Немного лет еще надо было для того, чтобы совсем засыпать их. В 1814 году одна английская леди, посетившая Булонь после первого отречения Наполеона, заметила в своем дневнике, что земляные валы лагеря были еще видны на возвышенностях за городом, печальная летопись великой неудачи.
Естественно теперь спросить, каковы были в то или другое время шансы на успех замышлявшегося Наполеоном предприятия? На этот чисто спекулятивный вопрос, который охватывает так много элементов, и в который условия морской войны в то время ввели так много переменных величин, было бы легкомысленно отвечать с уверенностью. Однако на некоторых факторах, имевших существенное значение, полезно остановиться. Например, очевидно, что Вильнев, если бы под его флагом при оставлении им Вест-Индии была и Феррольская эскадра, а тем более если бы он соединился с Гантомом, – мог бы направиться в Канал сейчас же. Сообразуясь с хорошо известным состоянием погоды, он мог войти в него с попутным ветром, при уверенности, что тот донесет его до Булони. Трудность такого соединения французских сил в Вест-Индии, которое составляло излюбленный проект Наполеона, была следствием присутствия британских отрядов перед французскими портами. Шаг за шагом это обстоятельство заставило императора обратиться к тому, что он еще ранее назвал самой худшей альтернативой, – к сосредоточению своих морских сил перед Брестом. Как было замечено, в критический момент, перед попыткой французов совершить это окончательное сосредоточение, британцы рядом движений, бывших естественным результатом их стратегической политики, стянули к названному порту силы, которые имели перевес над каждой из французских эскадр, старавшихся соединиться здесь. Ошибка Корнуолиса – разделение сил – не может затмить представляющегося стратегического урока.
Точно так же и ошибка Кальдера – упущение эскадры Вильнева в июле – не отнимает значения урока подобного этому. Тогда иллюстрированного. Британский флот, вследствие целесообразного занятия внутренних позиций и внутренних линий, всегда был готов помешать серьезному соединению сил противника в пункте, настолько удаленном от Ферроля, что стоявший там отряд не имел возможности прийти на помощь к своим.
К стратегической выгоде, сопряженной с этими внутренними позициями, честь надлежащей оценки которых принадлежит прежде всего Сент-Винсенту, следует прибавить значительное превосходство личного состава британского флота сравнительно с французским, особенно офицеров, потому что огромный спрос на матросов сделал трудным желательный подбор нижних чинов. В постоянном крейсерстве – и притом не отдельными судами, а более или менее многочисленными эскадрами – корабли были всегда «на учении» или на поле битвы, закаляясь в борьбе с океаном. Таким образом, британский флот непрерывно совершенствовался и, хотя и уступал своим противникам в численности, но во всякий момент превосходил их в силе и подвижности.
Обладая, таким образом, стратегическими выгодами и превосходством в силе, Великобритания имела на своей стороне и большую вероятность успеха. Однако и у Наполеона оставалось достаточно шансов для того, чтобы его предприятие нельзя было назвать безнадежным. Моряк едва ли может отрицать, что, несмотря на гений Нельсона и настойчивость британских офицеров, могло иметь место то или другое благоприятное стечение обстоятельств, которое способствовало бы сосредоточению в Канале; сорока или более французских кораблей, что дало бы Наполеону то господство над проливами на несколько дней, которого он добивался. Сам факт отозвания обсервационных отрядов из-под Рошфора и Ферроля для соединения в эскадру, которая под начальством Кальдера выдержала бой с эскадрой Вильнева, хотя и обнаруживает достойные высокой похвалы воинские качества главнокомандующего, однако показывает, что британский флот, поскольку дело касалось его численности, мог оказаться в положении, при котором ему было бы нанесено поражение в столкновении с более многочисленным противником.
Значение, которое приписывал император своему проекту, не было преувеличенным. Он мог иметь успех и мог не иметь успеха, но неудача в борьбе с Великобританией была равносильна для императора неудаче в борьбе со всеми другими державами. Это он понимал инстинктом своего гения, и об этом свидетельствует теперь историческая летопись его времени. За вооруженной борьбой Франции с великой морской державой наступила борьба выносливости. Посреди войны, которая в течение десяти последовавших лет опустошала континент, посреди победоносных шествий французских армий и их вспомогательных легионов через всю Европу, непрерывно действовали то бесшумное давление на жизненные ресурсы Франции и тот гнет, само «безмолвие» которых является для понявшего их наблюдателя поразительнейшим и грозным признаком работы морской силы. Под этим давлением ресурсы континента истощались все более и более с каждым годом. Наполеон, при всем блеске своего императорского положения, всегда нуждался. Этому обстоятельству, а также и огромным издержкам, потребовавшимся для установления Континентальной системы, должна быть приписана большая часть актов произвола, сделавших императора ненавистным для народов, для которых в деле признания за ними прав гражданства он сделал так много. Недостаток дохода и недостаток кредита – вот какой ценой расплачивался Наполеон за Континентальную систему, в которой он после Трафальгара видел единственное и надежное средство раздавить морскую державу. Можно сомневаться, чувствовал ли он себя когда-либо, посреди всей своей славы, безопасным после неудачи вторжения в Англию. Характерны в этом отношении его собственные энергичные выражения, приводимые здесь из обращения его к нации до вступления в командование армией: «Жить без торговли, без судоходства, без колоний, подчиняясь несправедливой воле врагов, – это значит жить так, как не должны жить французы». Тем не менее так именно должна была жить Франция в течение его царствования, по воле одного противника, который ни разу не был побежден.
14 сентября, до отъезда из Парижа, Наполеон послал Вильневу приказание оставить Кадис, воспользовавшись первым благоприятным случаем, войти в Средиземное море, соединиться с картахенскими кораблями и с этой соединенной силой двинуться в Южную Италию. Там в каком-либо подходящем пункте он должен был высадить с судов эскадры войска, предназначенные для подкрепления отряда генерала Сен-Сира, который уже имел инструкции быть готовым к немедленной атаке Неаполя. На следующий день эти приказания были повторены в письме на имя Декре, причем император особенно настаивал на значении для общей кампании столь серьезной диверсии, как присутствие этой большой
