Так как «Марльборо» находился посередине между двумя линиями эскадры, то баркас скоро пристал к его борту, и приговоренный был живо поднят на палубу и привязан к горденю. Прошло несколько ужасных минут в полном безмолвии, которое было наконец прервано эскадренными склянками, бившими восемь часов. В тот же момент с флагманского корабля раздался пушечный выстрел, и при громе его преступник был уже приподнят наверх, но затем, заметно для всех, он снова был приспущен. Волнение на всей эскадре достигло сильного напряжения! В самом деле, в этот ужасный момент, когда глаза каждого матроса на каждом корабле были устремлены на место казни, как будто шла решительная борьба между мятежом и властью; как будто суждено было, чтобы целый флот видел колеблющееся нежелание матросов корабля «Марльборо» повесить своего товарища, и чтобы вследствие того случайного факта, что они ненамеренно потравили гордень, меры, принятые для обеспечения повиновения, на момент показались недостаточными. Равновесие весов было, к несчастью, нарушено, но затем матросы ходом подняли несчастного к ноку реи… Закон был исполнен и, как сказал лорд Сент-Винсент в этот момент – быть может, один из важнейших в его жизни, – «дисциплина ограждена, сэр!»
Когда приговор был таким образом исполнен и не проявилось никакого возмущения, то для того, чтобы еще раз для всех было очевидным, какая мощная сила готова была подавить всякое сопротивление власти, какое могло бы возникнуть на линейном корабле, капитан Кэмпбелл разорвал свою линию и, подойдя всем отрядом к борту «Марльборо», насколько позволила длина весел, снова построил шлюпки носом поперек корабля и оставался в таком положении до истечения времени, назначенного для того, чтобы тело висело. Затем тело было спущено вниз, зашито, как это принято обыкновенно, с ядром в койку покойного, и на одной из шлюпок корабля «Марльборо» отвезено на расстояние полмили от него и потоплено. После этого капитан Кэмпбелл отозвал свой отряд, и «Марльборо» по сигналу получил приказание занять свое место в линии.
Описанная казнь была роковым ударом для мятежей в эскадре, стоявшей у Кадиса. Не то чтобы случаи серьезного неповиновения власти, изменнических заговоров и открытого сопротивления требованиям не имели более места – они случались часто и впоследствии, – но для того, чтобы быть мгновенно погашенными, Эскадра пополнялась многими кораблями, приходившими из Англии, и на некоторых из них команда почти открыто бунтовала, а от них зараза распространялась и на другие. И при каждом новом случае постановлялся и приводился в исполнение тот же ужасный приговор, причем во всех случаях неповиновения власти палачами бунтовщика были его же товарищи; но уже никогда более никто не сомневался в силе закона.
Глава IX. Средиземное море в 1797 и 1798 годах – Египетская экспедиция Бонапарта – Возвращение англичан в Средиземное море и Абукирская битва – Восстановление Великобританией господства на Средиземном море и образование второй коалиции
Предварительный Леобенский мир прекратил вооруженную борьбу на суше и дал возможность Европе сосредоточить внимание на дипломатическом поле, к которому оно и приковывалось главным образом в течение следовавших затем двенадцати месяцев. В то самое время, как Бонапарт подписывал статьи этого мира, Моро и Гош, командовавшие обеими французскими армиями на Рейне, перешли через реку с целью ведения кампании в пределах Германии. 22 апреля в главные квартиры этих генералов прибыли курьеры с известием о прекращении военных действий и немедленно остановили их наступление. Война продолжалась только на море между Великобританией и союзными с Францией державами.
Самоуверенность Директории возрастала по мере побед Бонапарта и внушила ей в сношениях с иностранными правительствами тон, который последние сочли надменным, если не дерзким. Уступая политическим соображениям, опиравшимся на общественное мнение, Питт послал во Францию в октябре 1796 года опытного дипломата, лорда Мальмсбери, для переговоров о мире. Условия, предлагавшиеся Великобританией, заключались, в сущности, в том, чтобы обе стороны отказались от сделанных во время войны завоеваний. Если бы Франция возвратила Австрии Нидерланды и Ломбардию, то Великобритания, не потерявшая ничего своего, обязывалась возвратить Франции ее владения в Ост– и Вест-Индиях, точно так же, как и в заливе Св. Лаврентия, сохранив, однако, относительно рыбных промыслов «статус кво». Что же касается колоний, отнятых у Голландии, то их предполагалось возвратить последней в случае восстановления правительства штатгальтера. Если бы республика, учрежденная при помощи французского оружия, не согласилась пойти на это, то и Великобритания и Австрия, расторгнуть союз с которой она отказывалась, настаивали на каком-нибудь другом вознаграждении за ущерб, наносившийся таким образом их политическому положению в Европе. При принятии этих условий за основу, британское правительство изъявляло желание вступить в переговоры об общем мире, настаивая на допущении к участию в них России и Португалии, а также и императора. Французское правительство возразило, что Великобритания не имеет полномочия говорить за своих союзников. Кроме того, заявило, что уступка территории, присоединенной к Франции эдиктами Конвента, как это имеет место по отношению к Нидерландам, была бы несогласна с органическим законам республики. Последнему доводу британское правительство не придавало значения; никакие переговоры о прекращении войны не могли состояться, если результаты, выгодные для одной из сторон, исключались из обсуждения под предлогом неприкосновенности ее постановлений. В рассматриваемом случае Франция и Великобритания были обе сторонами, сделавшими завоевания; главнейшие же союзники каждой из них являлись потерпевшими. Великобритания предложила, чтобы Франция вместе с ней отказалась от своих завоеваний в пользу союзников. Республика не соглашалась, ссылаясь на то, что захваченные ею земли вошли в состав национальной территории и как таковые не могут быть отчуждены от нее. Сверх того, недовольная проволочками в переговорах, являвшихся следствием частых обращений Мальмсбери к своему правительству за инструкциями, Директория 20 декабря приказала ему оставить Париж в течение сорока восьми часов – промежутка времени, не вполне законного.
Подобное же дерзкое отношение к себе со стороны Франции испытывали и Соединенные Штаты. Американское правительство, после того как возгорелась война на море, имело частые столкновения с обеими воюющими сторонами по многим причинам: из-за обхождения английских и французских крейсеров с американскими судами, покрытия неприятельских грузов нейтральным флагом, из-за трактата Джея, заключенного в 1794 году о торговле и мореплавании, который Франция считала слишком благоприятным для Великобритании, и, наконец, из-за отношения Соединенных Штатов к французским приватирам, которым сначала было разрешено, а потом запрещено продавать призы в американских портах. Затруднения эти происходили, в сущности, потому, что так как у Соединенных Штатов практически не было военного флота, то ни та ни другая из воюющих сторон не чувствовали себя вынужденными относиться с уважением к их правам. Для Великобритании, однако, дружественные отношения с ними были важны вследствие торговых интересов, а Франция, не имея коммерческих судов, находила выгоды в пользовании судами американцев для транспортных целей, а их портами – как базами для своих крейсеров, откуда последние могли тревожить британскую торговлю. Великобритания ограничила первые из этих выгод для Франции, настаивая на том, что по международному праву неприятельские грузы под нейтральным флагом могут быть захвачены. Соединенные Штаты согласились на это и сверх того, в интересах мира и нейтралитета, уклонились на будущее время от покровительства французскому приватирству. Это положило начало взаимным неудовольствиям между Французской республикой и Соединенными Штатами и повело в результате к отозванию из Америки французского посольства в ноябре 1796 года. В то же самое время и президент Вашингтон, недовольный действиями Монро, посланника в Париже, отозвал его оттуда. Когда Монро оставлял свой пост 30 декабря, то президент Директории произнес речь, весьма лестную для него лично, но обидную для правительства Соединенных Штатов. Он показал, как верно заметил позднее президент Адаме, «желание поселить разлад между народом Соединенных Штатов и их правительством, посеяв таким образом раздор, пагубный для нашего мира». Та же теория о несогласии интересов правителей с интересами народов, которую Французская республика положила в основу взятой ею на себя миссии насильственного искоренения исконного деспотизма, была таким образом беспристрастно применена и к свободному американскому народу, управлявшемуся избранным и всеми любимым согражданином Вашингтоном. Нового
