Сэр Джеймс задумчиво потер лицо ладонью.
— Это не шутки. Сомневаюсь, что король Брюс обрадуется, когда узнает, что ты похитил у своего сеньора заложницу да еще женился на ней, пусть и не по католическому обряду.
— Король сейчас слишком занят собственными проблемами, чтобы думать еще и о моих, — заметил Роб. — А когда у него наконец появится время, чтобы разобраться с жалобой Аргилла, я сделаю так, что граф свою жалобу заберет.
— Да ну? — недоверчиво покачал головой Дуглас. — Хотелось бы знать, как ты собираешься этого добиться.
— В свое время непременно узнаешь. Я тебе все расскажу. — Роб налил себе в кубок вина и прикоснулся им к кубку Дугласа. — Твое здоровье, милорд. И пусть сгинут наши враги!
Ответ Дугласа не заставил себя ждать.
— Пусть сгинут!
Он залпом осушил свой кубок.
Когда Роб проскользнул в спальню, Джудит все еще лежала с открытыми глазами, размышляя о нежданно пришедшем к ней счастье. Эти часы были воистину для нее драгоценны, тем более что до предполагаемого отъезда Роба их оставалось не так уж много. Порой, впрочем, ее охватывала печаль, но она усилием воли ее прогоняла. Плакать она себе запрещала. Еще не хватало, чтобы в памяти Роба запечатлелось ее залитое слезами лицо. Тем более что от слез мало толку. И все-таки… И все-таки сама мысль о разлуке с Робом повергала Джудит в отчаяние. Сквозь полуопущенные ресницы она наблюдала за тем, как Роб стягивал с себя тунику и сапоги. В комнате горел очаг; скинув с себя одежду, Роб предстал перед ней, освещенный алыми и янтарными отблесками пламени во всей своей мужской красе. У нее болезненно сжалось сердце: неужели она может его потерять? Судорожно стиснув в руке сорванную ею поутру веточку, она ждала, когда он ляжет с ней рядом. Прошлепав босыми ногами по каменному полу, Роб подошел к кровати, раздвинул полог и опустился на матрас. Под его тяжестью поддерживавшие матрас ремни заскрипели и прогнулись. Когда его темный профиль оказался от нее на расстоянии каких-нибудь нескольких дюймов, она протянула руку и дотронулась до его лица.
— Не спишь, женщина?
— Я не могу спать.
Он пододвинулся к ней поближе, обнял за плечи. Он был такой теплый, такой родной — истинное благословение после стольких лет одиночества.
— Что это у тебя? — спросил он, нащупав в темноте веточку, которую она сжимала в пальцах.
— По-гэльски это растение называется «фраох бан», — сказала она прерывающимся от волнения голосом. — А по-английски — белый вереск. Я хочу, чтобы ты взял эту веточку с собой — на удачу.
С минуту помолчав, он сказал:
— Хорошо, я возьму ее с собой. Как залог твоей любви. С некоторых пор аромат вереска напоминает мне о тебе.
Она положила голову ему на грудь, вслушиваясь в сильное ровное биение его сердца, наслаждаясь им, как самой прекрасной музыкой. Если он не вернется, она не переживет такого горя. Но где взять слова, чтобы объяснить ему это? Приподняв голову, она прижалась губами к его шее, а потом провела рукой по выпуклым мышцам его груди, плоским мышцам живота и повела руку дальше — к паху. Предсказать реакцию Роба было нетрудно. Он повернулся к ней и заключил в объятия. Эти выторгованные у судьбы мгновения страсти должны были запечатлеться у нее в памяти, превратиться в воспоминания и стать утешением в бесконечно долгие часы ожидания.
Глава 19
Снова пошел дождь и лил, не переставая, несколько часов. Роб промок насквозь, а дорогу размыло так, что его лошадь, которой приходилось вытаскивать копыта из жидкой вязкой глины, вынуждена была перейти с рыси на шаг. Стояла середина июня, но было холодно и сыро, как в апреле. Дорога, которая вела через Киелдер Гэп к мосту Хейдон на Тайне, была узкой, каменистой и буквально утопала в грязи. Но Джеймс Дуглас, не обращая внимания на грязь и непогоду, продолжал продвигаться вперед. Перейдя границу, шотландцы вторглись на английскую территорию тремя колоннами. Первую возглавлял лично Джеймс Дуглас, вторую — лорд Рэндольф, третью — Доналд, граф Map. Охватывая веером лежавшие к югу земли Уэрдейла, они все больше углублялись в английские владения, предавая огню и мечу встречавшиеся на их пути городки, деревни и хутора. Дуглас вел своих людей в южном направлении, а лорд Рэндольф и граф Map держали путь на юго-восток и юго-запад. Подобная тактика должна была продемонстрировать королеве Изабелле и Роджеру Мортимеру, что шотландцы, несмотря на присутствие под Йорком состоявшей из наемников английской армии, чувствуют себя на вражеской территории так же вольготно, как на собственных землях.
— Говорят, англичанам удалось собрать под своими знаменами около двух с половиной тысяч тяжеловооруженных фламандских кавалеристов, — сообщил своим людям Дуглас, когда они разбили лагерь неподалеку от разграбленной и сожженной английской деревушки.
По вытоптанному тяжелыми боевыми конями полю уныло бродили лишившиеся приюта коровы и овцы, а в отдалении слышался яростный собачий лай. Роб жевал горячую ячменную лепешку, размышляя над полученными от Дугласа сведениями.
— А что собирается делать король? — осведомился один из лежавших у костра Макнэшей. Пламя освещало его небритое, покрытое шрамами и измазанное сажей лицо.
— Известно что — продолжать войну, — откликнулся кто-то из воинов.
Роб посмотрел на собравшихся у костра горцев. Все они походили друг на друга, как близнецы, — заросшие чуть ли не до самых глаз лица, мрачные и усталые.
— Правду ли говорят, что у англичан появилось новое оружие? — спросил Макнэш.
— Правду, — ответил Черный Дуглас, но с таким пренебрежительным видом, что застывшие в ожидании его ответа люди сразу повеселели. — Это оружие называется «бомбарда». Она стреляет каменными ядрами, которые выталкивают из ее ствола газы, образующиеся при сгорании черного пороха. Оружие это, конечно, опасное, но таскать его за собой сплошное мучение — такое оно тяжелое. — Весело блеснув черными глазами, Дуглас добавил: — Так что когда англичане будут подвозить бомбарду к полю боя, нам не составит труда их выследить и изрубить на куски обслуживающих ее людей еще до того, как она успеет выстрелить.
— А из этого следует, — сделал вывод Макнэш, — что у нового оружия больше недостатков, чем достоинств.
— То же самое можно сказать и об англичанах. — Дуглас подбросил в костер поленце и посмотрел на Роба. — Что-то ты сегодня молчалив, Гленлион. Или ты не доволен нашими сегодняшними успехами?
— Напротив, милорд. Я всем доволен, — произнес Роб и снова погрузился в молчание. Ему было трудно подыскать нужные слова, чтобы объяснить причину охватившей его печали.
— Завтра, — сказал Дуглас, — мы нападем на владения графа Уэйкфилда. Пройдет совсем немного времени, и твоя леди об этом узнает.
— Не сомневаюсь.
— Так вот, значит, в чем причина твоего дурного настроения, — протянул Дуглас, удивленно выгнув бровь. — Опасаешься, что мы причиним ущерб собственности отца твоей милой? Между тем я, чтобы набрать денег на этот поход, заложил собственный замок — и, как видишь, не расстраиваюсь.
— Ничего такого я не опасаюсь, — ответил Роб. — Уэйкфилд ничуть не лучше других пограничных английских баронов и снисхождения не заслуживает. Я опасаюсь за мою прекрасную даму, которую оставил в Гленлионе. — Роб криво ухмыльнулся и добавил: — Прежде такого рода опасений у меня не было, и я еще не успел с ними свыкнуться.
Дуглас расплылся в улыбке.
— Не волнуйся. Саймон Маккаллум за ней присмотрит. А случись что, к нему на подмогу придут твои разбойные родичи Макгрегоры.
Эпитет «разбойные» возмутил одного из скрывавшихся под покровом темноты воинов. Но его слабые протесты заглушил громкий хохот приятелей.
