отличалась от трассы на радарной карте JDA. Каждая из этих трасс отражала отдельное событие. Карта JDA показывала преследование самолета-нарушителя истребителем А. Карта «Хоккайдо Симбун» отражала преследование другого самолета-нарушителя другим перехватчиком, истребителем 805. У нас есть надежная информация, указывающая на то, что ни один из двух самолетов-нарушителей не был корейским лайнером KAL 007.
Самолет, который преследовался истребителем 805, летел со скоростью 430 узлов между 03.12 и 03.19 часов. Затем он увеличил скорость до 450 узлов, что являлось, возможно, его максимальной скоростью. Тем не менее на отрезке своего полета, соотносящегося с этим промежутком времени, рейс 007 сохранял скорость 496 узлов, то есть летел заметно быстрее. Целью 805-го не мог быть рейс 007. Что же касается нарушителя, преследуемого истребителем А, радарная карта JDA показывает, что с 03.25 до 03.29 он пролетел 48 морских миль финального отрезка своего радарного следа за четыре минуты. Это означает, что он летел со скоростью 720 узлов, или Мах 1.25, а никакой «Боинг-747» не может лететь быстрее скорости звука. Два самолета, один из которых был способен летать быстрее скорости звука, были сбиты над Сахалином, и, очевидно, ни один из них не был корейским «Боингом». Что же тогда случилось с рейсом 007?
Новости о его исчезновении противоречили друг другу с самого начала. Первоначально полагалось, что у него возникли проблемы на R-20, его официальном маршруте через Тихий океан. Японский военно- морской флот и спасательные суда JMSA сначала искали самолет рядом с NOKKA, контрольной точкой, где KAL 007 должен был находиться в 03.26 японского времени. Они не нашли ничего. Затем было объявлено, что лайнер приземлился на Сахалине и пассажиры были в безопасности. Затем оказалось, что лайнер не приземлился на Сахалине и мог быть сбит. Какая из этих историй истинна? Первая, в соответствии с которой самолет разбился рядом с NOKKA в северной части Тихого океана? Вторая, что он благополучно сел на Сахалине? Или третья, по которой он был сбит?
Два самолеты были сбиты над Сахалином, но ни один из них не был корейским реактивным лайнером. Третий самолет, летевший над Тихим океаном, не был найден. Это подтверждает факт, что ни одна из этих трех версий не была правильной. Был только один способ узнать истину: изучить, в каком направлении дрейфовали обломки авиалайнера, и принять во внимание время, за которое они достигли Монерона. Это изучение показывает, что рейс 007 не разбивался у Монерона.
Аудитория слушала меня очень внимательно. У меня было впечатление, что до сих пор я смог их убедить, но наиболее трудная часть моего выступления была еще впереди. Пока же, основываясь на анализе обломков, я должен был противоречить официальной версии событий. Мне нужно было излагать свои аргументы крайне дипломатично. К сожалению, я был настолько занят своей речью, что потерял счет времени. У меня оставалось десять минут. Не так много времени для того, что я хотел сделать.
Я начал с замечания, что никаких обломков корейского лайнера не было найдено к северу от Монерона. Если бы я бросил бутылку с молоком или саке, вероятно я бы нашел молоко или саке вместе с битым стеклом на земле, рядом с тем местом, где я бросил бутылку. Именно это заставило адмирала Исаму Имамура сделать замечание: «Если мы не найдем никаких обломков от корейского самолета в следующие несколько часов, нам придется предположить, что он не разбивался в этом месте». Ни один обломок KAL 007 не достиг предполагаемого места падения в течение более чем недели после катастрофы. Если бы обломки приплыли на официальное место катастрофы, значит лайнер разбился где-то в другом месте.
Корейский лайнер не разбивался у Монерона. Но где же тогда? Поскольку обломки дрейфовали вместе с течением Цусима Шио, которое течет с юга на север, самолет должен был разбиться к югу от Монерона. Но где именно? Обломки самолета, идентифицированные как куски кабины «Бо-инга-747», были найдены в проливе Цугару. Самолет должен был упасть в море рядом с проливом Цугару, заметно к западу и к югу, для того чтобы обломки могли войти в пролив, в то время как остальные его части продолжали дрейфовать к северу в Японское море, прежде чем достигли Вакканая и Сахалина.
Последние несколько минут я говорил без остановки, мои глаза были устремлены на часы, которые показывали, что мое время истекло. Я закончил тем, что буду рад ответить на любые вопросы, и занял свое место под взрыв аплодисментов. Пробираясь через толпу, по выражениям лиц, по улыбкам согласия я чувствовал, что аудитория ободрена. Я видел, как они кивками выражали свое одобрение. Следующие 15 минут были посвящены свободной дискуссии, которая служила некоторым переходом между моим высту плением и речью следующего оратора. Затем высказались
Масуо и Сугимото, добавляя свои комментарии и анализируя мои выводы.
Во время последовавшего далее периода оживленной дискуссии я обнаружил, что правительственные заявления все еще способны оказывать некоторое влияние на других людей, даже перед лицом предоставленных мною свидетельств. Уважение аудитории к властям все еще перевешивало и причинно- следственные связи, и логику. Это впечатление было усилено статьями в газетах, вышедшими на сле дующее утро. Они сообщали о заседании и о моей речи, но их комментарии были использованы для того, чтобы посеять сомнения в моих словах. Мне не оставалось ничего иного, кроме как продолжать расследование.
После моей лекции на ассамблее Ассоциации я отправился в офис авиакомпании «Шова Эйркрафт», неподалеку от Токио. Поскольку
Для того чтобы как можно тщательнее все проверить, вскоре после визита в «Шова Эйркрафт» я отправился в штаб-квартиру «Ниппон Фрейхауф», японского производителя контейнеров. Я был представлен другим вице-президентом JAL, мистером Кондо, генеральному менеджеру «Фрейхауфа», мистеру Макио Язаки, который проработал в JAL тридцать лет, из них последние пятнадцать — возглавляя исследовательский отдел ячеистых панелей и контейнеров. Если кто-то и мог идентифицировать найденные мною обломки, то это мог быть только мистер Язаки.
Изучив обломки, мистер Язаки пришел к выводу, что некоторые из обломков с ячеистой структурой могли принадлежать переборке панели пассажирского салона. Другие обломки имели все характеристики панели, используемой для грузовых контейнеров, предназначенных для транспортировки ценных товаров, доставляемых по воздуху, таких как электронные инструменты, компьютеры и тому подобное. Несколько дней спустя, 11 марта 1993 года, российское правительство передало представителям семей погибших на борту KAL 007 93 фотографии различных обломков. Среди них была фотография куска с ячеистой структурой, идентичного обломкам, найденным в проливе Цугару и на острове Окушири. К его поверхности приклеился счет от авиакомпании KAL. Мистер Язаки был прав в своих оценках.
Таким образом, обломки, найденные далеко к югу от Монерона в проливе Цугару, не принадлежали самолетам-мишеням, как об этом заявляли представители JASDF Среди обломков были куски, идентичные найденным на севере и принадлежавшие KAL 007. Некоторые обломки, найденные на юге, были явно корейского происхождения. Это был материал такого же типа, который используется в больших транспортных самолетах, включая «Боинг-747», ни один другой большой транспортный самолет не терпел катастрофу в том районе, откуда они были принесены течением.
Заявление JASDF, что обломки на юге принадлежат самолетам-мишеням, когда на самом деле они никакого отношения к мишеням не имели, было первым конкретным свидетельством, на которое я натолкнулся в моем расследовании. Это свидетельство показывало, что кто-то хотел скрыть тот факт, что корейский лайнер разбился не у Монерона, а в 400 милях к югу, неподалеку от города Ниигата. Ниигата