преступление командира дивизии полковника Богданова, который был отстранен от занимаемой должности и позже понижен в должности до командира полка. А что же командование и штаб 27-й армии? Ведь они должны были знать о боеспособности нашей дивизии и поставленной ей боевой задаче. Этот вопрос до сих пор остается открытым…
Ю. И. МУХИН. Я хотел бы к этому отрывку сделать комментарий не по теме. Все эти Солженицыны и прочие клеветники СССР настойчиво брешут, что в СССР, дескать, всех наших пленных без разбора объявили шпионами и предателями и отправляли в ГУЛАГ. А Александр Захарович мимоходом рассказывает, как действительно обстояло дело с теми, кто попадал к немцам в плен. М. Ярцеву не только не объявили шпионкой и предательницей, не только не отправили в ГУЛАГ, но и оставили служить связисткой. А к надежности связистов предъявляли очень высокие требования. Чтобы вы поняли, о каких требованиях идет речь, приведу эпизод из воспоминаний А В. Невского.
Но вернемся к теме. Как явствует из эпизода со снятием с должности командира дивизии, начальство с разгильдяйством пыталось бороться, но безуспешно. Об этом вы узнаете из следующего рассказа Александра Захаровича.
Управленческое разгильдяйство
А. 3. ЛЕБЕДИНЦЕВ. 20 ноября 3-я стрелковая рота старшего лейтенанта Ахполова вела разведку боем и захватила двух пленных, которые принадлежали 10-й танковой дивизии немцев. 19 декабря полковой разведывательный взвод под командованием старшины Логинова захватил пленного и вернулся в полк без потерь. 22 декабря наша 2-я рота и 1 — й батальон 343-го полка вели упорный бой за хутор Макаровский и понесли, большие потери. Убиты 78 и ранены 112 человек. 26 декабря части дивизии произвели сдачу и прием новых оборонительных участков.
На следующий день нам пришлось нагонять противника, который отошел на несколько переходов, и я со связистками ехал на одних санях. На обочине стоял «студебекер» с имуществом штаба дивизии. Сверху восседал бывший наш писарь сержант Родичев. Он окликнул нас, и мне удалось у него выяснить, как «котируются» наши боевые донесения на дивизионном уровне. Он ответил, что несомненно лучше, чем в других полках. Они достовернее, с конкретными примерами и фактами, да и отпечатаны на машинке. Но, к сожалению, их никто не читает, кроме капитана Борисова, который ведет Журнал боевых действий дивизии. Это меня немало удивило, хотя я знал, что редкие донесения из наших батальонов в нашем полку тоже никто, кроме меня, не читает. Через несколько дней это сыграло роковую роль для нашего командира дивизии полковника Короткова и всей дивизии в целом, разгромленной у Босовки.
Как помнит читатель, командир полка Бунтин, начальник штаба Ершов, комбат Кошелев и 14 солдат 22 января вышли из окружения и именно в эти дни пришел приказ о присвоении Бунтину звания «подполковник». На радостях он немедленно представил к этому званию и начальника штаба Ершова. Этот мой начальник заметно изменил свое отношение ко мне в лучшую сторону. Он стал больше поручений давать другим ПНШ, оставив мне только самые серьезные дела. Главное, что он стал интересоваться, есть ли у меня время на сон. Стояли мы в селе Дзвыняче, и весь офицерский состав был задействован на привлечении местного населения для проведения окопных работ. Я, как всегда в обороне, использовался на рекогносцировке местности, определял место траншей и опорных пунктов в районе обороны полка.
После разгрома в Босовке 14 января 9 февраля дивизия получила 2392 человека пополнения. Недополучено было до штата 1244 человека. Одновременно получаем вооружение и боеприпасы. В отличие от прежнего местного пополнения, на сей раз получили много из России и преимущественно не обстрелянных еще курсантов, прошедших только первоначальное обучение. Видимо, уже сокращалась общая численность курсантов в училищах.
Даже получив пополнение, мы смогли укомплектовать только по два стрелковых батальона. Вооружив новичков, мы начали совершать марш вдоль реки Гнилой Тикич. Проходим на марше райцентры Тетиев и Ставыще, Журавлиху, Затонское и к 22.00 15 февраля сосредотачиваемся на западной окраине села Веселый Кут. На следующий день начали оборудование оборонительного рубежа с привлечением местного населения. В этот же день дивизия была передана в 104-й стрелковый корпус, входивший в состав 40-й армии. Нашему 48-му стрелковому полку было приказано занять рубеж Репки, Погибляк, сменив 3-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию. 18 февраля в 15.30 полк сосредоточился в Репки. Вот как я отмечал это в боевом донесении к 18 часам: «48-й стрелковый полк, согласно распоряжению штаба дивизии, выступил из Репки в Погибляк. К 14.00 1 и 2 батальоны заняли исходное положение для наступления на рубеже высоты 238.9 и перешли в наступление на Толстые Роги. Обеспеченность
боеприпасами 0,8 боекомплекта. Горячей пищей полк накормлен только один раз и то без хлеба. Проводная связь в полку отсутствует. Доношу, что начальник штаба полка майор Ершов выехал в одиночку из Репки в Погибляк, куда не прибыл. Пропал в неизвестном направлении. Подписи: Командир полка