длинных очередях, сумевших все же заказать авиабилеты и так «пролетевших», никак не действовали…
Вадим с трудом протиснулся сквозь гудящую толпу от единственного обслуживающего окошка кассы, высоко над головой держа руку со стопкой паспортов и вложенных в них билетов. У входа в тревожном ожидании стояла вся группа: сотник Владислав Смолин, есаул Вячеслав Лекарев, хорунжий Борис Будунов, сотник Иосиф Брагинович, хорунжий Александр Ивашко, вахмистр Александр Шляхов, казак Александр Кулаков.
— Все-таки, блат — хорошая штука!.. Лида всю «бронь» для нас сняла, — выдохнул Вадим, подойдя к группе и раздавая паспорта с билетами, — Вылетаем завтра — двадцать первого. Но только до Иркутска. Это все, что можно было сделать… Сейчас буду звонить Меринову, он уж по своим каналам решит, как нас завтра в Москву отправить…
Перед тем, как разойтись, обговорили на следующее утро встречу у храма. Но Влад, Слава и Вадим до самого вечера были на месте. Сходили к отцу Александру, посетили на кладбище своих родных, съездили в детский лагерь, где отдыхала их детвора — попрощались. Детям не говорили, в какую «командировку» едут их отцы — они ничего не знали. Жены знали. Хоть и тревожились они, но друзья чувствовали: их «половинки» так до конца и не осознавали, что может ждать их мужей там — на Днестре… Пугать их и не думали, наоборот — старались вселить в жен уверенность, что все будет хорошо…
Вадим с улыбкой вспомнил прощание с матерью.
Накануне его отъезда она тоже уезжала в отпуск навестить родню в Екатеринбурге. Мало интересовавшаяся политическими событиями, она совершенно не обратила внимания на сказанные сыном слова, что он вскоре уезжает в Приднестровье, видимо посчитав это его очередной коммерческой командировкой… Что это за «командировка», Вадим не стал говорить — зачем мать держать в тревоге?
Тихий, теплый летний вечер не предвещал никаких тревог. В опустевшей квартире Вадим приготовил себе незамысловатый ужин, собрал в дорогу сумку, включил телевизор — сейчас «Время» начнется…
«Господи!.. Что же это?!!!» — будто пронзенный током, Вадим подскочил к экрану, моментально почувствовав мощный удар крови в голову, по спине пошли мурашки…
Схватил трубку телефона.
— Влад! — прокричал он, — Ты видишь? Как что?! Телевизор включи! Вчера вечером Бендеры захватили! Отдельные группы бьются в окружении!.. Город горит, блокирован «румынами»! Теперь видишь?… — В трубке слышно было только тяжелое дыхание Смолина — он уже все видел…
Стоя перед экраном, сжав кулаки, Вадим почувствовал, как предательски подкатывается ком к горлу… Панораму, лежавшего за рекой, в многочисленных клубах черного дыма города, оператор центрального телеканала снимал из-за какого-то укрытия с кручи левого берега. Монотонный, лишенный каких-либо эмоций, голос диктора ЦТ шел поверх и сквозь непрерывный гул близкой канонады, взрывов, треск очередей… Вот мост через Днестр. На том его конце у въезда в Бендеры сквозь сизую дымку прорываются яркие вспышки. «Румынские орудия стреляют», — понял Вадим, — «по левому берегу и мосту»… На автомобильном мосту были видны в клубах черного дыма, поднимавшегося столбами вверх, два огромных костра — горела какая-то техника… Оператор поменял свою позицию. Теперь на экране были видны бойцы — в камуфляже и «по-гражданке», короткими перебежками пересекающие какой-то пустырь перед мостом… Вот пробежали двое в лихо заломленных набок фуражках — казаки! И тут крупным планом: в наспех отрытом на берегу окопчике лежит и стреляет из ручного пулемета, одетый по форме, как на парад, казак в гимнастерке, перехваченной портупеей, в сапогах…, голубой околыш фуражки, голубые лампасы на синих шароварах — оренбургский казак!..
Ни тишина раннего утра, ни тепло яркого солнца, ни щебетанье пичуг — ничто не радовало, или просто не замечалось…
В оговоренное время казаки, одетые в дорогу «по-гражданке», встретились у храма. Кроме отъезжающих, подошли и другие казаки. Пришел атаман станицы. Сдержанно поздоровались крепким рукопожатием. Суровые лица, хмурый взгляд покрасневших глаз — мало кто спокойно спал прошедшей ночью. Но в глазах стояла злость! Каждый воспринял произошедшее в Бендерах, как личную трагедию, как оскорбление, как вызов, брошенный в лицо!..
Пришедшие в храм немногочисленные прихожане, уже в начале службы извещенные батюшкой о проводах казаков, молча пропустили вошедших вперед, с интересом и вопрошающей грустью заглядывая им в лица…
… Только где-то у стенки старушка прошептала кому-то: «Наши казаки на войну едут»…
Отец Александр знал, что им уже пора в дорогу. После молебна казаки причастились. Каждому из них батюшка вручил молитвенник, иконку, охранный пояс, повесил на шею новый крестик. Прежние нательные крестики казаки отдали своему духовному наставнику. Суров и возвышен был дух и тон его короткого напутствия. Сдержан, горд и немногословен — как отец, провожающий в бой своих сыновей, лишь блеск в глазах выдавал душевное состояние отца Александра…
Спеша на автобусную остановку и, остановившись на миг, чтоб еще раз взглянув на родные купола, осенить себя крестом, казаки увидели у ограды храма вышедших проводить их прихожан, казаков и отца Александра…
…Уже через много дней, когда группа вернулась из своей «командировки», казаки узнали, что пока их не было дома, каждый день в храме начинался и заканчивался молебном о их здравии и спасении. И вот в эти дни, признались тогда казаки друг-другу и батюшке, они чувствовали невидимую поддержку и защиту…
В этот воскресный день управа Иркутского казачьего войска встретила прибывшую группу какой-то скорбной тишиной и непривычным безлюдьем во дворе — лишь суточный наряд на входе.
— Атаман у себя в кабинете. Вас там ждут, — дежурный офицер сделал шаг в сторону, — проходите.
Меринов был не один. Навстречу вышедшим казакам с приветствием поднялись из-за стола походный атаман войска полковник Шелохов и, хорошо знакомый иркутянам редактор газеты «Русский Востокъ», патриот и общественный деятель Александр Турик…
Атаман говорил в своей обычной манере — тихо и размеренно. Его короткая речь была и напутствием, и инструктажем. Но Вадим чувствовал какую-то недосказанность в словах, да и в глазах, рядом сидящих с ним, стояло что-то непривычное, странное…
— И вот еще что…, - как-то неуверенно Меринов обвел взглядом всю группу казаков, остановился на Вадиме, — Найдешь через штаб Черноморского войска Сашу Бульбациева — старшего нашей группы, передай ему мой приказ: кто-то из них — пусть сам решит кто — должен вернуться в Иркутск…, - Меринов на секунду замолчал, и как выдохнул: — … Сопроводить «груз 200»… Сегодня утром пришла телеграмма из Тирасполя…
Атаман развернул, лежащий перед ним на столе, лист бумаги, прочитал:
— «Сергеем несчастье. Ждем родственников. Саша», — подняв взгляд, добавил: — Расшифровываю: во второй группе был только один Сергей — Васильев, «несчастье» — значит он погиб, «ждем родственников» — значит, положение очень трудное, казаки помощи ждут…
— А ведь вторая группа…, - атаману стало трудно говорить, — … Их там шестеро было…, - у него вздрогнули желваки, — … Всего несколько дней как туда уехала… на помощь Бульбациеву и Терешину…, - и внимательно посмотрев на казаков пристальным и, как показалось умоляющим взглядом, совсем уж по- отечески сказал: — Берегите себя…, прошу вас…
— Надеюсь, вы там не собираетесь сверкать желтыми лампасами и серебром погон? — с улыбкой спросил Турик, — От Русского национально-патриотического Союза, от редакции нашей газеты примите… и примерьте, — подойдя, вручил каждому по новенькому, еще шуршащему, камуфляжному костюму. — А это вам на расходы. Не ахти уж какие большие деньги — тут где-то по тысяче триста рублей на брата, но в дороге пригодятся…
— Все, помолясь, пора и в путь! — атаман, а за ним и все остальные встали из-за стола. — В аэропорту найдете вот этого человека, — протянул Вадим записку, — Он поможет с отлетом. Храни вас
