А казаки в это время в квартире устроили «шмон по полной программе».
— Михалыч, посмотри-ка там…, - подошедший Иосиф, держа автомат наперевес и наведя ствол на ветерана, кивнул в сторону другой комнаты, — …Там «Лекарь» нашел кое-что…
Славка, придерживая тюлевую штору перед открытым окном, носком сапога показал на находку. На полу под подоконником лежала гильза. 7,62… От АКМ или СКС… Ещё «свежая»!..
Ветеран ни на какой разговор не шёл, на вопросы отвечать не желал. Держался он спокойно и гордо, всем видом и холодным, чуть с прищуром взглядом, выказывал казакам полное к ним призрение… «О-о, а вот ухмылка — это уже вызов. Зря ты так»… По поводу гильзы — даже глазом не повёл, лишь высокомерно выдал какую-то ахинею, что «сами подбросили»… «Странный какой-то — у него смерть перед носом «пляшет», а он ведёт себя…, как специально напрашивается. Маразматик, что-ли?..»
…Обыск шёл с удвоенной силой — оружия-то нигде нет! Смотрели и внизу под окнами, и… везде! Так и не нашли. Вернувшиеся с осмотра дома казаки сказали, что в подъезде ещё в двух квартирах живут — они тоже слышали выстрел, подвала и люка на чердак нет… Вот, правда, здесь у дома деревья большие…
«Так всё-таки, кто же стрелял? Дед? Куда тогда «пушку» девал? В вентиляцию?.. — там, на кухне отверстие большое… Или кто-то от него стрелял? Кто? Кого он пустил к себе? И как тогда тот «смылся»?.. Опять «облом»?»
С улицы в квартиру поднялись двое казаков. На ладони одного из них лежало несколько гильз. Тоже 7,62… Старые. Нашли у отмостки дома почти под окном…
— «Дома» с той сличим…, - сказал Вадим и, уже ветерану, подавая пиджак: — Собирайся, дед. На «разбор полётов» пойдём… Там узнаем, что ты за «птица»…
В штабе, куда привели задержанного, бендерские казаки сразу же признали его: «Ба! Какие люди! Попался, паскуда!..» И тут уже пришлось прикрыть старика — не смог, при виде его, Костя сдержаться — бросился с кулаками…
…Мало кто знал его фамилию — просто Костя и всё. Молдаванин. Бендерчанин. Пришёл к казакам. В бой ходил, закрыв красным платком, как маской, пол-лица — на «той стороне» у него остались родственники… Крепкий, кряжистый, выглядел лет на пятьдесят. Белый, как лунь. Поседел враз… Он мало с кем общался, замкнувшись в своём горе. Был у него дом и большая дружная семья — пятеро детей. Но пришла война… Пришли те, которые, как в Нюрнберге, оправдывали себя: «Я выполнял приказ…» Две маленькие девчушки погибли, жена стала инвалидом, когда в их дом влетела ракета. Со старшим сыном ушёл воевать. Сын погиб в бою на его глазах. Он мстил. И сам смерти искал. Лез на рожон, в самое пекло. Но, казалось, что сама Смерть боялась и избегала его — воевал так, что аж чертям было страшно!..
Старик стоял гордо, и, казалось, невозмутимо — ни страха, ни волнения на лице, лишь глаза его горели ненавистью и призрением…
…Был он когда-то в городе видным человеком: ветеран войны, ветеран труда — молодым парнем ушёл на фронт, после победы над Германией пришёл в милицию, где и проработал до пенсии, будучи уже в большом чине и на высокой должности. Двое сыновей пошли по его стопам. Пенсионер дома не сидел. Стал активистом, с головой погрузившись в общественную работу — весомый авторитет, почет, известность в городе! Но тут пришла горбачевская перестройка с её «плюрализмом», «консенсусом», «новым политическим мышлением», «национальным самосознанием»…
Господи, а с людьми-то что случилось? Как же получилось, что они, как Егор Гайдар от «большого ума» исковерковавший неологизмами русскую речь, до уродства вывернули своё сознание, извратили мышление?..
Поганая волна подхватила и этого «перевёртыша». Активист, коммунист и фронтовик вдруг стал активистом-националистом, ярым приверженцем иного фронта — Народного фронта Молдовы. Его знания и жизненный опыт фронтистами ценились очень высоко. Ветеран милиции стал консультантом и наставником полиции кишинёвского режима, одним из лидеров НФМ в Бендерах…, фактически — пособником убийц. Муть националистического угара «Великой Румынии» и его превратила в убийцу — детоубийцу…
— …Так, куда его сейчас?
— Только подальше отсюда… Чтоб не вонял тут…, - ответил сотник. И, перехватив недоумение в глазах Вадима, уже раздраженно спросил: — Что-то непонятное сказал? Или предлагаешь передать его на поруки каким-нибудь «боннэр-ковалёвым»?..
— Батька, разреши мне его?..
Притула повернул голову. С серым лицом, немигающим взглядом из-под тяжелых век, на него пристально смотрел Костя.
— Давай, Константин…, - глухо прохрипел сотник
На следующий день к полдню на «базу» группы пришел Смолин. Он только что вернулся из Тирасполя, почти сутки там пробыл. Вначале в штабе ЧКВ побывал, потом в госпитале — ребят проведал. Позвонил с «межгорода» в Иркутск войсковому атаману: узнал, как добрался Виталя Тумаков, сопровождавший в «последний путь» Олега Халтурина, кратко доложил обстановку. Как были рады казаки, услышав, что скоро в помощь выезжает ещё одна большая группа иркутян, забайкальцев, амурских и уссурийских казаков… Позвонил в Вилимск к себе домой и атаману станицы, попросил сообщить семьям всей группы, чтоб не беспокоились, что все живы — здоровы, скоро вернутся домой… Привез из Тирасполя кипу газет за несколько прошедших дней — информационный голод на войне сродни физиологическому!..
Земляки же, за обедом обстоятельно поведали ему о событиях вчерашнего дня: о блондинке, о старом «менте-перевёртыше».. Влад, слегка перекусив «добиваемым» сейчас казаками «сухпайком», внимательно слушал рассказ, изредка потягивая налитое в кружку сухое белое вино — кисленькое, слабенькое, но добротное — домашнее, хорошо утоляющее жажду.
— …А вот вчера в госпитале у меня интересная встреча была, — начал он свой новый неспешный рассказ, — Обратил внимание там на одну женщину. Ребята сказали, что к «своим» раненым приехала. Проведать, поухаживать… Да ухаживает так ревностно! Боевая, настырная — со скандалом, но своего добьётся! Наши парни, кто там воевал, её хорошо знают. «Это Люда, — сказали, — Она санитаркой вместе с Наташей на Кошнице была»… Стало интересно. «С какой Наташей?» — спрашиваю. А тут и Люда подошла. Ребята познакомили. Закурила, взяла кружку с крепким чаем, присела рядом. Какая-то застывшая страдальческая улыбка, но в то же время — непреклонное жесткое выражение лица, тонкий голос и, полный светом, взгляд уставший серых глаз. Она и рассказала…
«…Наташа на плацдарм под Кошницу медсестрой пришла. Там обстрел всё время, бои очень сильные, тогда в атаку и те и наши ходили… Так вот, кто-то из полицейских, глядя в бинокль, узнал её, она с ним, вроде бы, в школе училась… И представляете, на поле никого кроме неё к раненным и убитым не стали подпускать. Кого другого если заменят — пулемётная очередь или выстрел снайпера, а она ползёт — не трогают. Издевались так над девчонкой, хотели, наверное, чтоб с ума сошла. И вот она как-то за один день вытащила восемнадцать человек! А там же страшно, — иногда одни куски, ноги, кишки… Но ведь надо вытаскивать, хоронить… Вот она их — раненных, убитых вытащила, плачет, трясётся вся. «Дайте, — говорит, — быстро стакан водки!» А раньше вообще не пила. Выпила залпом и упала — полсуток проспала. Утром встать не может. Командир её по щекам хлопает: «Наташенька, доченька! Вставай! Идти туда надо, там же ребята!..» Еле встала, не помнит ничего, но опять пошла. И представляете, два месяца там была. Вот такая, как тростинка, вернулась, седая… На лиман отправили её отдыхать, нервы подорвала»…
…Деды наши видели таких женщин, знавали таких бойцов на той войне — Великой Отечественной. Но война вошла в жизнь и нашего поколения. Шагнула в жизнь из книг и кинофильмов и оказалась, как смерть, всегда непредсказуемой, выше и глубже всяких представлений о ней. И это уже не прошлая война в «Афгане», где в отчаянии гибли славянские парни на чужой земле, среди чужого народа. А страна, в большинстве своём, в это время, спокойно взирая, спала… Приднестровье же всколыхнуло Россию — впервые русские люди встали на защиту своей земли, своего достоинства, против открыто начатого геноцида народов этой земли.
Слушая рассказ Влада о Наташе, Вадим вспомнил свою лёлю — его крестную, которая прошла всю войну санинструктором роты. Где-то здесь недалеко — на Украине, при освобождении города Тернополь, заметив немецкого снайпера, она заслонила собой командира батальона — пуля прошла в сантиметре от её сердца навылет… За этот подвиг была награждена орденом «Слава». Иркутяне помнили и рассказ своего
