партийные органы. И шофер, и его покровитель получили по заслугам. Аллабердыев точно знал, что так будет и на этот раз. И теперь после беседы с полковником больше думал о том, откуда такие люди еще берутся, столь уверенные в своей непогрешимости и безнаказанности? Это стремление в каждом случае докопаться до первопричины, понять мотивы и связь поступков, предугадать их возможные последствия помогало ему в повседневной работе с личным составом райотдела милиции.
Функциональные обязанности заместителя начальника РОВД по политико-воспитательной работе предписывают ему совместно с партийной организацией вести политическую подготовку подчиненных, регулярно информировать их о событиях внутри страны и за рубежом, разъяснять личному составу государственное значение задач, выполняемых органами внутренних дел, пропагандировать правовые знания среди населения. Казалось бы, все просто и ясно. Но как часто жизнь дополняет этот четко очерченный круг обязанностей!
Каждый раз, обходя на разводе строй опрятных, подтянутых милиционеров, замполит думает: «Вот стоит подразделение, единый коллектив, готовый выполнить любое задание. Через несколько минут они разойдутся по постам. И каждый станет самостоятельным представителем власти, вынужденным порой в считанные секунды, при сложных обстоятельствах сам себе поставить задачу и решить ее. Предусмотреть все ситуации и дать инструкции невозможно. Там машину, остановленную на минуту, угнали, здесь обвесили покупателя и книгу жалоб не дают, еще где-то мать сынишку потеряла и мечется вся в слезах по улице… И нигде не скажешь, что ты не работник милиции. Должен понять. Должен помочь. Ты — представитель советской власти. И от работы замполита во многом зависит, сумеют ли эти очень часто совсем молодые парни быть где надо чуткими и добрыми, где надо строгими защитниками людей. Их можно приказом заставить выполнить задание, за срыв — так же приказом наказать. Воспитать приказом нельзя. Сотни выговоров и распоряжений не заменят верно сказанное слово, в нужный момент, нужным тоном сделанное замечание».
Как-то вечером в отдел доставили пожилого человека. Аллабердыев был в отпуске, в дежурной комнате оказался случайно: по пути домой зашел по привычке посмотреть, как идут дела у ребят. И сейчас, сидя в гражданском, он со стороны наблюдал, как дежурный оформлял протокол: фамилия, имя, отчество, возраст… Задержанный был в изрядно поношенном, но в чистом и опрятном костюме. Волновался, но держал себя достойно.
— Да, выпил пива пару кружек. Хулиганил же не я, а этот патлатый в джинсах, нагло лезший вперед. Я, между прочим, мог вообще не стоять в очереди, но вижу — много людей, женщины с детьми. Неудобно стало вне очереди брать. А сержант ваш хам, — дежурный вскинул голову, но майор знаком остановил его. — Да, хам. Я к нему: «Товарищ милиционер». Он мне: «Не скандаль, старик. Тебе зачем духи французские? О спасении души пора думать». Вот я и не выдержал, в чем единственно и признаю вину.
Аллабердыев взял у дежурного протокол и, представившись, пригласил мужчину к себе в кабинет. Тот оказался фронтовиком. Мог действительно взять эти злосчастные духи для внучки вне очереди. Был дважды ранен под Волховом. Давно на пенсии, но продолжает работать бондарем. «Настоящих бондарей нынче мало стало», — с грустью произнес он. Нурмамед извинился за своего сотрудника. На милицейской машине отправил старика домой. А после добрый час рылся в своих бумагах, отыскивая затерявшуюся выписку из книги маршала Г. К. Жукова. Нашел. Внимательно перечитывал слова, в свое время заставившие его самого по-иному взглянуть на многое.
«Молодых людей, — писал Жуков, — я призвал бы бережно относиться ко всему, что связано с Великой Отечественной войной… Но особенно важно помнить: среди нас живут воевавшие люди. Относитесь к ним с почтением не только в дни, когда они с орденами собираются поговорить с вами. Не забывайте о них в сутолоке жизни: на вокзале, в приемной по житейским делам, в поликлинике, в автобусе и в семье. Помните: редкий из воевавших не ранен. И почти все они лежали в промерзших окопах, случалось, по многу дней не знали горячей пищи, по многу ночей не спали. Это было во время их молодости. Тогда казалось — все нипочем. И действительно, все выносил человек. А сегодня старая рана заговорила, здоровье шалит. Бывший солдат не станет вам жаловаться — не та закваска характера. Будьте сами предупредительны. Не оскорбляя гордости, относитесь к ним чутко и уважительно. Это очень малая плата за все, что они сделали для вас в 1941-м, 42-м, 43-м, 44-м, 45-м годах…»
Нурмамед сел за пишущую машинку и неумело, двумя пальцами перепечатал текст. Уходя поздно вечером из отдела, отдал листок дежурному с просьбой передать сержанту. И какова была его радость, когда на следующее утро очень рано сержант пришел к нему домой!
— Извините, товарищ майор. Вы не знаете адрес вчерашнего старика? Хочу извиниться перед ним.
— Наши ряды в основном пополняет молодежь, грамотная, эрудированная, с хорошей армейской закалкой, — рассказывает Нурмамед. — Не хватает только жизненного опыта, но это дело, как говорится, наживное. Вот мой девиз работы с новичками. Смотрите, как верно подмечено.
Замполит показывает очередную выписку, которых у него, кстати, целая уйма. На листке — выдержка из романа Юрия Стрехнина «Завещаю тебе», в которой начальник политотдела говорит о работе с молодыми:
«Она в чем-то сродни работе ваятеля. Только скульптор мнет глину или бьет молотком по зубилу, а в нашем деле секрет успеха как раз в обратном — в том, чтобы не мять и не бить. Наше искусство — уметь воздействовать на характер без суеты. А за росток дергать, чтобы скорее росло, — так только его повредить можно».
— Очень важен также личный пример, — продолжает Аллабердыев. — Каждый сотрудник милиции, вступая в должность, дал присягу добросовестно выполнять все возложенные на него обязанности, не щадя сил, а в случае необходимости, и самой жизни. Ты воспитываешь в человеке мужество и самоотверженность. А верит ли он тебе, если ты говоришь о смелости и доблести, сидя за кабинетным столом? Мне, как замполиту, не обязательно лично участвовать во многих операциях. Но чтобы воспитывать человека, надо прекрасно знать его характер, наклонности и способности. Изучить их можно только в деле. Опасные ситуации, словно прожектор, высвечивают всего человека. Один герой-героем, а в критическую минуту стушевался, забыл все, чему учили. Другой же был тихоня-тихоней, но в опасный момент преобразился, действовал храбро и четко.
В личном деле майора милиции Аллабердыева немало записей, начинающихся со слов:
«За мужество и находчивость при задержании опасного преступника…»
Вот один из случаев.
Замполит, как всегда, присутствовал при вечернем разводе, затем еще несколько часов работал в своем кабинете. Был уже поздний вечер, когда он, уходя домой, заглянул в дежурную часть. Сотрудники пожелали ему спокойной ночи. И только на следующий день из приказа по областному управлению милиции многие узнали, что эта ночь была для майора Аллабердыева не совсем спокойной.
К двум часам ночи Нурмамед поехал в аэропорт проводить улетавшего в Москву друга. Возвращался оттуда на такси. Сидел рядом с водителем. Теплая майская ночь кутала притихшие улицы и дома Ашхабада. На очередном перекрестке их машина одна остановилась у запрещающего глаза светофора. Ночами светофоры, как правило, благосклонны к водителям: красный сигнал на них горит гораздо меньше, чем днем. Но сейчас уставшему от напряженного дня и бессонной ночи Нурмамеду казалось, что они стоят целую вечность. Веки сами собой смыкались. Вдруг перед самым носом готовой тронуться машины дорогу торопливо пересек мужчина. Таксист чертыхнулся. Нурмамед подумал было: «С ночной смены, видать, идет. Домой спешит». Но в следующий миг в мозгу словно током ударило. Заворачивая за угол, прохожий мельком обернулся, но и этого оказалось достаточно. Цепкая зрительная память майора сомнений не оставляла: в глубину жилого массива уходил особо опасный преступник, бежавший недели две назад из колонии.
Бросив коротко: «Остановите здесь!» — Нурмамед выскочил из машины. Подбежал к телефону- автомату. Но в нем вместо трубки, как проклятье чьим-то недобрым рукам, висели два оборванных провода.
