Под утро ему позвонили прямо домой. Дежурный по Калинковичскому линейному пункту милиции доложил, что неизвестный преступник на железнодорожном переезде ограбил женщину.
— Высылайте дежурную машину. Скоро буду, — приглушенно сказал он в трубку. Жена еще спала и не хотелось будить ее. Спать легла далеко за полночь, ждала его со службы. Только разве от нее что утаишь? Не успел одеться, как послышался встревоженный голос.
— Что там снова случилось, Алексей?
— Не волнуйся. Сверху позвонили. Ты спи, — он старался успокоить ее.
— Сверху ночью не звонят. Ночью все спят. И когда это кончится? — тяжело вздохнула она. — Четырнадцать лет живем, как на вокзале. То провожаю, то встречаю… Поезда хоть по расписанию ходят, а ты…
— Не нужно так, Людмила. Служба. Ты не волнуйся, через час буду.
Утром 30 сентября 1979 года майор Чумаков вышел из дома. Назад вернулся только через четыре месяца, в феврале 1980 года…
Под утро землю хорошо выстудило. Трава, листья на деревьях, крыши домов покрылись легким налетом инея. Подумалось: «Скоро и заморозки наступят».
Из-за поворота показался милицейский газик. За рулем — сержант Анатолий Мерзляков. Сегодня его очередь дежурить.
— Куда прикажете, товарищ майор? — спросил водитель.
— Давай на переезд. Потерпевшая там?
— Наверно, там. Где же ей еще быть. Оттуда и позвонила нам.
— Начальник знает?
— Сообщили уже.
Через несколько минут подъехали на место происшествия. Их встретила женщина лет сорока. Рука возле запястья наспех перевязана платком. На нем отчетливо виднелось красное пятно.
Скороговоркой, то и дело сбиваясь, она рассказала:
— С полчаса или же немного более тому назад к переезду подошел неизвестный. Молоденький такой. Лет, может, двадцать. Щупленький. Волосы русые. Спортивная сумка типа «Аэрофлот» через плечо. Спросил еще про дорогу на Озаричи. А потом…
— Куда он пошел?
— Да разве я знаю. И теперь вон руки дрожат. Страху натерпелась.
Где теперь преступник? Скорей всего будет пробовать убежать, затаиться, переждать. Калинковичи — городок небольшой. Здесь ему спрятаться непросто. Пешком вряд ли пойдет. Необходим транспорт. Железная дорога отпадает. Туда он не сунется, милиция дежурит. Значит, остается автовокзал.
— Давай, Толя, на автовокзал. Может, где-то там отирается, — сказал он Мерзлякову, стукнув дверцей.
Чтобы лишний раз не привлекать внимание, остановились метров за полтораста. Милицейская машина приметная.
— Подожди здесь, я пройдусь один, — сказал Чумаков. — Ты в форме, а на мне гражданская одежда.
Вот и перрон, немного дальше здание автовокзала. Народу в это раннее время было мало: до открытия касс оставалось с полчаса.
Внимание привлек невысокий парень. Он стоял за киоском, оглядывался. Приметы будто совпадали: белобрысый, худощавый. Только это не повод для задержания. Их, белобрысых, тысячи. Что щуплый с виду, тоже еще не доказательство.
— Далеко ехать собрался, приятель? — словно невзначай поинтересовался Чумаков.
— В сторону Озарич. А что?
— Так, ничего.
Помолчали. Мысли лихорадочно проносились в голове. Проверить документы? Но их у него может не оказаться, люди не обязаны носить с собой паспорт. К тому же насторожится. Лучше доставить его в отделение и разобраться на месте. Если ошибка, что же, попросят извинение, помогут добраться на место.
— Вот что, — как можно спокойнее сказал Чумаков. — Надо кое-что уточнить. Пожалуйста, пройдем со мной. Здесь недалеко.
И он пошел в направлении машины. Незнакомец двинулся вслед. Может, нельзя было его оставлять одного? Даже на мгновение? Но он еще не знал, что вышел именно на того самого преступника.
И вдруг топот ног. Оглянулся. Парень убегал. Наверное, догадался что к чему, а может, машину увидел. Алексей Михайлович бросился догонять. Был уверен, никуда тот не денется. От него еще никому не удавалось уйти. Бежал, экономя силы. Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Тридцать, двадцать, десять метров. Еще несколько шагов…
Вот и небольшой бетонный мост. На бегу незнакомец что-то выхватил из сумки.
«Нож? — пронеслась мысль. — Только все равно не поможет».
И тут он словно наткнулся на невидимую преграду. Выстрела не слышал.
В себя пришел на мосту. Третий пролет от конца. Стылый бетон под руками. Попробовал повернуться. Все тело словно чужое. Как в тяжелом сне: нужно бежать, а ты с места сдвинуться не можешь. И вновь потерял сознание.
— Послушайте, гражданин, что с вами? Может, «скорую помощь» нужно вызвать? — позвала с балкона соседнего дома незнакомая женщина.
— Благодарю. «Скорую» потом. Вызовите, пожалуйста, милицию. Безотлагательно.
Алексей Михайлович то терял сознание, то вновь приходил в себя. Где-то прячется опасный преступник, который готов на все. Теперь только один человек, он, Чумаков, знает его в лицо. Скорее сделать словесный портрет. Скорее.
Милицейская машина пришла несколько раньше медицинской. Алексей Михайлович до мелочей обрисовал приметы незнакомца. Посоветовал, где лучше искать его, напомнил о пистолете. И уже в конце, когда, окровавленного, его укладывали в машину, попросил, чтобы пока ничего не говорили жене. Зачем лишняя тревога.
Преступника поймали в тот же день. Настолько выразителен был портрет, который составил Чумаков, что будто бы готовый фотоснимок находился в руках оперативной группы.
Суд, наказание…
А для Алексея Михайловича самое тяжелое было впереди. Пуля пробила живот и засела в позвоночнике. Много потеряно крови. Потом, через несколько недель, хирург Калинковичской городской больницы Валерий Яковлевич Загальский скажет, что и после операции он не мог с уверенностью утверждать, останется ли раненый в живых. Пуля осталась там, в позвоночнике. Доставать ее нельзя. Она попала в самое нервное сплетение. Одно неосторожное движение — и может парализовать человека. Как только по радио сообщили о трагическом случае на переезде, а также о том, что раненому нужна донорская кровь, десятки людей пришли на медпункт; сотрудники линейного пункта и райотдела милиции, горожане.
Шли день за днем, а жизнь Чумакова все еще висела на волоске. Одна операция, вторая. Переливание крови. Только его сердце, сердце спортсмена, могло выдержать все это.
— Больному нужен абсолютный покой. Покой — это жизнь, — утверждали медики.
А он думал иначе: покой — смерть. Только жизнь, ее горячее дыхание согреет тело, придаст ему новые силы. И он рвался к жизни всем своим существом, наперекор смерти. Интересовался делами коллектива, мечтал о дне, когда снова вернется в строй. Ни на минуту в этом не сомневался.
Труднее всего было, когда оставался один со своими мыслями. Они набегали одна на одну…
Вот он приехал из армии в родную деревню Осиновка, что под Жлобином. В первый день, как повелось, всей семьей сели за праздничный стол. А на следующий день отец спросил:
— Что думаешь делать, сынок?
— Пойду работать в милицию, как Володя.
