Терминатор

«терминированием»? – вступила в разговор Джуди.

– Существуют две причины. Первая: секвенция заморозки запрещает использование всех секвенций на три года, но у нее самой время безразличия около семи лет. Это значит, что заморозку можно выполнять не чаще, чем раз в семь лет. Даже если ее выполнять каждый раз при первой возможности, в течение четырех лет из каждых семи секвенции будут работать. О второй причине я расскажу в подробностях несколько позже. Сейчас упомяну лишь то, что для выполнения заморозки требуется некий расходный материал, с которым сложно работать и проблематично раздобыть.  А теперь вернемся к вопросу о неразглашении секвенций. Сейчас вы мне пообещаете, что никогда не посвятите в тайну секвенций никого из посторонних.

Девушки тут же искренне в три голоса принялись обещать не рассказывать никому ничего лишнего, но, для Леди этого было недостаточно:

– Сейчас мы пообещаем по-настоящему, – сообщила она и водрузила на стол кожаную сумку, стоявшую у двери. Вскоре всё содержимое сумки оказалось выложенным на стол: пять разноцветных пирамидок размером с детские кубики, три листка бумаги с напечатанным текстом, совсем маленький прозрачный пакетик с какими-то острыми железными штуками, упаковка ватных дисков и флакон темного стекла с неизвестной жидкостью.

– Почитайте пока, – леди раздала листки бумаги, а сама начала расставлять пирамидки вокруг стола, заключая, тем самым, стол и сидевших за ним гостьей в некое подобие пентаграммы.  Девушки разобрали листочки. Текст на всех трех листках был одинаковый:

Пусть я перестану дышать, если вознамерюсь расширить круг посвященных в тайну секвенций.

– Это нужно подписать? – догадалась Хия.

– Да. Подписать – кровью, – подтвердила Леди и выдала Хие, а затем двум остальным девушкам, по острой штуковине из прозрачного пакета. Штуковины, как серьезно объяснила Леди, назывались скарификаторами. Стало понятно, что она не шутит.

– Что за мракобесие! – возмутилась кореянка, – тоже мне, леди Мефистофель! Если хотите, можете заверить мое обещание у юриста, но своей крови я не дам.

Поистине наша Леди обладала недюжинным даром убеждения – уже через три минуты на пути принесения кровавой клятвы стояла лишь техническая проблема добывания капельки крови из девичьих пальцев. Колоть себя сами все три девушки наотрез отказались. Тогда Леди, с ловкостью опытной медсестры, спиртом из темной бутылки продезинфицировала три безымянных пальца, не больно  их кольнула – каждый своим скарификатором, и, для начала, промокнула палец кореянки одним из текстов обещания. Как только первая капелька крови оказалась на тексте клятвы, все присутствующие ощутили грэйс. Даже Леди, которая, похоже, выполняла эту секвенцию далеко не в первый раз, невольно замерла, вслушиваясь в звуки божественной красоты, потом тряхнула головой, словно избавляясь от наваждения, и собрала красные капельки с двух необработанных пальцев на оставшиеся документы.

    – Читайте текст вслух или про себя, как вам будет удобно, – раздался голос Леди, – читайте до тех пор, пока не ощутите, что полностью согласны с содержанием клятвы.

Девушки, с трудом отвлекаясь от музыки, звучащей внутри, принялись внимательно перечитывать две строки текста – раз, второй, третий, но ничего не происходило.

– Что значит, «перестану дышать»? – вдруг спросила Хия.

– Это означает, что если ты решишь рассказать кому-нибудь о секвенциях, ты перестанешь дышать и умрешь, – жестко сказала Леди и добавила, – но ты этого никогда не сделаешь, поэтому, всё будет хорошо.

Как ни странно, но такое объяснение успокоило Хию, и через пару секунд к хору, звучащему в головах у присутствующих, добавилась еще одна прекрасная нота. Вскоре к симфонии звуков присоединился еще один – это Джуди согласилось с текстом клятвы, а спустя еще мгновение, возникла еще одна нота и сразу вслед за этим – взрывной аккорд. Тут же смешались боль, наслаждение и стыд от этого непереносимого наслаждения, но вскоре блаженство достигло такого градуса, что боль и стыд были забыты – четыре женщины, прикрыв глаза, отдались ощущению, прекраснее которого не бывает. Казалось, блаженство достигло своего пика – дальше некуда, но проходил миг – и оно снова усиливалось. Хия услышала собственный стон, но не смогла с этим ничего поделать – наслаждение было сильнее.

  И тут всё разом завершилось. Девушки сидели, опустив глаза – отчего-то им было совестно смотреть друг на друга, зато леди снова сделалась бодрой и деловитой.

– Понимаю, вы впервые ощутили секвенцию не в одиночестве. Знаю, в первый раз возникает ощущение неловкости – общепринятая мораль настроена против любого публичного наслаждения, особенно – чувственного. Но знайте, неловкость со временем пройдет, а те, с которыми вы делили высшее наслаждение, станут для вас самыми близкими людьми. Итак, – продолжила Леди, – только что вы с помощью секвенции Нерушимого Обещания принесли клятву, которую не сможете преступить никогда. Со временем вы сами будете приводить к такой клятве других – по самым разным поводам. Как вы могли заметить, составляющая страдания в этой секвенции очень невелика – куда меньше, чем у большинства других. Это позволяет нам не слишком ограничивать себя в использовании Нерушимого Обещания. Мы охраняем секвенции, но это не значит, что они нам не могут служить.

Глава I

– Убедился? – голос загрохотал у старика прямо в голове – раскатистый громоподобный голос. Таким голосом, наверное, Рама вызывал на бой Кхару во время битвы с Ракшасами, а в позднейшие библейские времена Создатель так говорил с пророками.

– Да, убедился. Кажется, ты прав, я – не сумасшедший.

– И всё было, как я сказал?

– Да. Я спустился в деревню, и сошлись белые коровы с глазами прекрасных дев и с длинными рогами, и все они приветствовали меня – пали на колени и склонили головы.

– Коровы – на колени? Неплохо сказано. Ты – поэт. Кстати, в этой деревне все коровы белые. Ты раньше этого не видел?

– Смотрел, но не видел. Это для них коровы священны. Мне, как ты, наверное, знаешь, когда-то доводилось их есть.

– А люди? Что делали люди?

– Люди простерлись ниц. Потом они подползали ко мне и пытались целовать край платья, просили благословения.

– А потом?

– Потом они огромной толпой проводили меня до ворот монастыря. Надеюсь, они уже ушли.

– Итак, теперь ты мне веришь. Кстати, не трудись раскрывать рот, когда обращаешься ко мне – я тебя и так прекрасно слышу. Не хватало, чтобы другие монахи сочли тебя безумцем.

Сухощавый старик, облаченный во что-то вроде мантии бордового цвета, с опаской бросил взгляд на деревянную дверь кельи. Затем приблизился к двери, приложил ухо к дереву и негромко сказал:

– Кажется, там никого нет. А то Ваджра вечно подслушивает – беспокоится за меня.