ничьих возражений, куда-то увез, пообещав вернуть нашего композитора наутро. Алёна вернется слишком поздно, что мне делать? Попросить ассистировать кого-то из новых знакомых? – исключено – я не имею права расширять круг посвященных. Попытаюсь обойтись без помощников – размещу белую пирамидку внутри треугольника и там же зажгу золото. Если золото загорится, я пойму, что всё сработало. Если нет, буду искать другое решение.
Расставляя на полу в номере пирамидки, я думал о том, как быстро человек привыкает к чему бы то ни было. Вот так же много лет назад, впервые самостоятельно вставляя ключ в замок зажигания автомобиля, я ощущал, что сейчас сотворю чудо – после поворота ключа заурчит мотор, машина из холодного куска металла превратится в почти живое существо и, повинуясь мне, тронется с места. Сейчас, залезая в свой автомобиль, я думаю лишь о том, как бы поскорее добраться до места назначения и по дороге не попасть в пробку или какую-нибудь неприятность. Вот и сейчас, подготавливая секвенцию Артура и собираясь совершить путешествие между мирами, я думал не о величии и неповторимости своего деяния, а лишь про то, чем мне закончить вторую серию – не расстаться ли с Ланселотом, как советовал кровожадный Хоев?
Золото загорелось сразу же, как только я поднес к нему зажигалку. Я смотрел на яркое белое пламя, разбрасывающее ослепительные искры, и наслаждался мощным ароматическим аккордом – грэйсом этой секвенции. Спустя мгновение произошел страстно ожидаемый ароматический взрыв. Я ощутил каждый из элементов рецепта во всех подробностях, но местоположение пентаграммы, как и в прошлые разы не читалось. Загадочная паутина, которая своими невесомыми прядями оплела весь мир и продолжалась где-то за его пределами, тоже оказалась тут как тут. Она охватила своими нитями все элементы секвенции так, что получился плотный жгут, и направила конец этого жгута в нужную точку. Где находится эта нужная точка, я не представлял, но чувствовал, что жгут не промахнется. Сложно сказать, как долго происходил взрыв, но мне показалось, что он снова продолжался немного дольше, чем обычно – ненамного, на пару секунд, но – дольше. Образ паутины, возникший в сознании, оправил жгут секвенции по назначению, а сам принялся ломиться в невидимую стену, при этом к привычным обонятельным и зрительным образам добавился слуховой, точнее – музыкальный. Мне показалось, что я слышу знакомую песню, исполняемую на два голоса.
Придя в себя после взрыва, я подумал, что сегодня он прозвучал как-то иначе, чем после других секвенций Артура. Вроде бы все элементы были прежними, но секвенция казалось новой, прежде не слышанной. Зря я говорил, что человек привыкает ко всему – к ароматическому взрыву привыкнуть невозможно, сделал я вывод, а затем взглянул на часы и отправился заниматься сценарием.
Хотя мне по опыту было известно, что воссоединение с двойником случится ровно через два часа и тринадцать минут, к окончанию второго часа я прекратил работу и с нетерпением принялся наблюдать за цифрами на наручных часах. Осталось три минуты, две, одна. Сейчас начнется. Я взял в руки мобильник, работающий в режиме диктофона, и приготовился не потерять ни секунды периода эйдетического восприятия. Похоже, что-то не так! Двойник уже должен вернуться – минуту, нет уже три минуты назад. Что происходит?
Чтобы отвлечься от томительного ожидания и бессмысленных переживаний, я сел за сценарий. Работа пошла хорошо и в следующий раз я посмотрел на часы уже через час после предполагаемого прибытия дубля и снова вернулся к сценарию. За работой пролетело еще три часа. За это время я всего лишь трижды бросал взгляд на циферблат настенных часов и снова продолжал писать. Наконец, встал из-за стола, подошел к окну и стал смотреть на двор нашего замка, освещенный прожекторами. Потаращившись на не работающий фонтан и многочисленные машины, я решил позвонить Роберту Карловичу. Стал набирать номер наставника, а потом подумал, что я ему скажу? И чем он мне сможет помочь в два часа ночи? Решив в не тратить время попусту, я вернулся к компьютеру с намерением почитать, наконец, Беливука. Поисковик выдал множество ссылок, но попытки перехода на текст произведения заканчивались одним из двух довольно однообразных сообщений: «Запрашиваемая страница не найдена» или «Страница временно недоступна». Я понял, что почитать нового классика мне сегодня не суждено и продолжил работать над сценарием.
В последующие дни я неоднократно, по нескольку раз пытался выполнить злополучную секвенцию – как самостоятельно, так и с помощью Алёны, но – безрезультатно. Все попытки подтверждали общеизвестную истину: золото не горит.
Глава VIII
Сегодня я получил письмо. Нет – не имэйл, а настоящее письмо в толстом конверте. Передал мне его сотрудник известной международной курьерской службы, который, получив мою роспись, подтверждающую успешную отсроченную доставку пакета, тут же покинул наш замок на своем пикапчике, обильно расписанном рекламой его конторы. Вот и пригодился мой американский паспорт, подтверждающий, что я не кто-нибудь, а Пол Беливук, гражданин США и крупный современный писатель – без него мне бы письма не отдали!
Первое, что я обнаружил в конверте, была цветная фотография, где я стою на фоне небоскребов, обнимая за талию изящную невысокую девушку азиатской внешности. Сердце, на мгновение остановилось, а потом забилось в учащенном ритме: ты нашла меня, Хия! Внимательно изучив фото, я недовольно поморщился – не люблю этих фокусов с фотошопом. Небоскребы хороши, но совершенно неуместны. Еще непонятно, зачем мне пририсовали кошмарные Беливуковские очки – это сооружение не может украсить никого, и меня, в том числе. Интересно, кто это нас сфотографировал? Когда – понятно. С Хией мы были вместе всего неделю, в Боголюбске, когда вместе охотились за рецептами зеркальных секвенций. С тех пор, как она сбежала в неизвестном направлении, прихватив с собой белую пирамидку, в которой к тому времени не осталось ни одного заряда, я о ней ничего не слышал, но вот, она снова проявилась. Похоже, что когда она написала в прощальной записке, что я ей по-настоящему нравился, это было правдой, расслабленно думал я, вытаскивая из конверта пачку листков, с печатным текстом. Письмо начиналось довольно странно:
