- Да, ты! Только не вздумай выкручиваться. Насколько мне известно, ни у кого, кроме тебя, зеленого фломастера нет.
- Но я ничего не писал на туалетной двери. Я в такие игры не играю.
Взгляд Шмеля оставался ледяным.
- Я знаком с твоим личным делом, равно как и со всевозможными играми, в которые ты уже успел поиграть. Или ты думаешь, что я тут за вами не наблюдаю? Твое личное дело, потом твоя тесная дружба с Таксой, который тоже далеко не херувим, плюс ко всему зеленый фломастер. Надо быть глупцом, чтобы не сделать верные выводы из всего этого. Будешь неделю дежурить в подвале, твой первый выход в город на выходной отменяется, карманные деньги за две недели высчитываются. Я все могу понять, только не такое свинство. Вы же как-никак люди, а не животные. И я не допущу, чтобы один свинтус испортил мне всю группу. Садись!
Йоген запротестовал:
- Это не я, и я не хочу, чтоб меня наказывали за то, в чем я не виноват.
- Тебе сказано - садись. Если будешь продолжать препирательства, я увеличу наказание.
Йоген сел, отставил тарелку в сторону и не притронулся к еде. Пудель одобрительно кивнул и придвинул порцию Йогена к себе. Он редко наедался досыта.
Сразу же после ужина Йоген отправился к господину Шаумелю.
- Ну, чего тебе еще? Хотелось бы в ближайшее время как можно реже видеть твою физиономию!
- Господин Шаумель, я ничего на туалетной двери не писал, и я этого так не оставлю. Я буду жаловаться господину Катцу!
Господин Шаумель подскочил как ошпаренный. На лице - выражение глубочайшей обиды.
- Хочешь жаловаться! На меня? На такое еще никто не решался, голубчик, я бы и тебе не советовал. Не то увидишь, у кого тут самая длинная рука! Характеристики пишу я, и от этого зависит, когда ты отсюда выйдешь!
- Но это несправедливо, господин Шаумель!
- Час от часу не легче! Теперь ты меня еще и в несправедливости обвиняешь. Именно ты! Когда подумаешь, что там в твоем деле написано и как ты здесь уже успел отличиться, то просто диву даешься! И он еще осмеливается говорить о справедливости! Каким бы агнцем ты тут ни глядел, меня это мало трогает. Я вас насквозь вижу! Уж если вам грозит расплата, вы никогда не сознаетесь в том, что натворили!
- Я ничего такого не натворил и не хочу, чтобы вы меня перед всеми позорили. Даром не надо!
Господину Шаумелю стоило усилий взять себя в руки.
- Вот как? Тебе это даром не надо! В таком разе я тебе просто-напросто докажу, что этим пачкуном был ты. Да и ни у кого другого зеленого фломастера нет. Я ведь видел, как твой друг Свен подарил их тебе на день рождения. А теперь пошли со мной в подвал, посмотрим! Нет, стой! Сперва ты мне напишешь несколько слов на этой бумажке - печатными буквами. Пиши: «Ищу друга». Теперь пиши: «Полночь». Хватит. А теперь - пошли.
Йоген все спокойно написал и не менее уверенно последовал за воспитателем в подвал. На лестнице они встретили Кайзера Рыжая Борода, который присоединился к ним.
В туалете Шмель рывком открыл одну из дверей и прокурорским тоном отчеканил:
- Вот, смотри... - И осекся. Никакой надписи на двери не было. - Но ведь здесь только что... - Он открыл - и с тем же результатом - соседнюю дверь, несколько растерялся.
- То, что тут было написано, я недавно стер, господин Шаумель! - сказал практикант. - С лакированной поверхности фломастер легко отходит.
Шаумеля всего перекорежило.
- Какое вы имели право просто-напросто уничтожить улику, господин Винкельман? За моей спиной! Не спросив меня! Вам, очевидно, не ясно, что вы здесь исполняете роль воспитателя - по крайней мере, еще два дня, пока ваша практика не кончится, - а не пособника этих паразитов?
Рыжая Борода мягко возразил:
- Не следует ли вам, господин Шаумель, в присутствии мальчика взять иной тон.
Со стороны могло показаться, будто воспитатель хочет броситься на него.
- Что это вам взбрело? Вы мне еще будете указывать?! У меня несколько больше опыта, чем у вас, уж поверьте. И я запрещаю вам вмешиваться в мои методы воспитания!
- Я полагаю, что наилучший метод в данном случае - это просто взять и стереть надпись, а не устраивать сцену на тему «Преступление и наказание». Да и какой во всей этой истории криминал? Кто-то из ребят накорябал что-то на туалетной двери. Этого быть не должно, нет слов. Но поджог был бы в тысячу раз хуже. Не вижу повода для волнений. Считаю просто недостойным устраивать целое представление из-за такой чисто детской выходки.
- Об этом нам лучше потолковать с глазу на глаз. Можешь идти, Боксер!
- А наказание как же?
- Оно остается в силе. Второго зеленого фломастера в группе нет.
Рыжая Борода вмешался еще раз:
- Не могу представить, чтобы это сделал Йоген. Он бы не написал «полдень» с дефисом и через «и».
- Я сказал, ты можешь идти, Боксер!
Йоген пошел в спальню, где никого, кроме Свена, не было. Свен сразу усадил его на край кровати и зашептал, с опаской поглядывая на дверь:
- Йоген, сдается мне, я знаю, кто это сделал. Пудель сказал, что Терьер брал из твоего шкафа футляр с фломастерами. Я посмотрел: там его и вправду нет.
- Где ж этот гад?
- Пошел со всеми к ограде. Пудель и тебя хотел одной угостить.
- Ну, я ему устрою! Будет помнить! Но сначала пойду к Шмелю.
Свен с трудом удержал Йогена за рукав и горячо зашептал:
- Не советую тебе, Йоген. Мы в группе чего только не вытворяем - пусть. Но продавать кого-то Шмелю - на это никто не пойдет. Если ты это сделаешь, тебя за человека считать не будут.
- Думаешь, я должен неделю корячиться в подвале, не выходить в город, не получать карманных денег - и все из-за Терьера?
- Невезуха. - Свен криво улыбнулся. - Но я голову даю на отсечение, что завтра утром Терьер сам к тебе подкатится. И деньги свои отдаст, и вкалывать за тебя предложит. Свободный день, конечно, накрылся. Но и Терьер никуда не пойдет, посмотришь. И я, между прочим, тоже, раз тебе нельзя.
Йогена все это не переубедило, но спорить он не стал, так как появились ребята. Они проходили мимо кабинета воспитателя, вытягивая шею и прислушиваясь к доносившимся оттуда громким голосам, после чего, успокоенные, направлялись в спальню.
Йоген схватил проходившего мимо Терьера за рубашку.
- Мои фломастеры еще у тебя? Говори!
- У меня? Твои фломастеры? Спятил, что ли? На фига они мне?
- Подержи-ка его, - сказал Пудель. Он подскочил к шкафчику Терьера, опытными движениями прошелся по всем вещам и с победным видом выудил откуда-то пластиковый футляр с фломастерами. - Держи свое добро, - он кинул Йогену футляр. - Сам, поди, знаешь, Терьер, что тебя теперь ожидает.
Когда после душа Йоген взялся за уборку, к нему пристроился Терьер и молча стал помогать. Вид у него был очень смущенный; и после того, как все было закончено, он робко сказал:
- Слышь, Боксер, может, поговоришь с ними? Я эти штуки и не думал воровать. Честно! Почиркал малость, а потом забыл... С кем не бывает.
- И на двери в уборной тоже ты почиркал, и ни слова не сказал, когда Шмель меня за это взгрел.
- Не мог я, Боксер. Никак не мог. Эх, если б ты знал, чего только в моем деле не написано! Мне тогда вообще гроб с музыкой - характеристики для освобождения в жизни не получить. А ты тут новенький, и для тебя это совсем не смертельно. Так скоро они тебя все равно не выпустят. Успеешь еще получить вагон хороших характеристик. А я здесь уже. четыре года. И если, наконец, теперь отсюда не выйду, меня переведут учеником в спецучилище...
