Господин Кренцке прикусил нижнюю губу. Сперва у него покраснели скулы, потом все его бледное угреватое лицо со взъерошенным светло-рыжим хохолком начало наливаться кровью. Он был похож на школьника-старшеклассника, пойманного на воровстве.
- Но я ведь уже здоровался с вами сегодня утром!
- Вы поздоровались со мной как с коллегой, господин Кренцке. - Директор говорил теперь очень тихо. - Но я не слышал от вас германского приветствия. Между прочим, и другие замечали, что вы им пренебрегаете.
- А мы не замечали, - вставил тут Эдди. - Для нас всех это дело уже привычное. Правда, ребята?
Мы энергично закивали. Только Адам не кивнул - он смотрел на господина Кренцке и криво усмехался.
Тот раз-другой сглотнул слюну, его кадык при этом так и ходил ходуном.
- Солидарность - это, конечно, прекрасно, - проговорил он.
Меня так и кольнуло: явная ирония слышалась в этих словах.
Директор так поднял брови, что они почти коснулись волос. Что он этим хотел сказать?
У нас тут свои разговоры, - ответил господин Кренцке.
- А мне вы больше ничего сказать не желаете?
- Почему же, - возразил господин Кренцке. Он тщательно прочистил горло, потому что голос у него опять охрип. - Я был бы вам признателен, господин директор, если бы вы могли освободить меня от этого... от этого германского приветствия
Адам на какой-то миг так и застыл с разинутым ртом. Директор сделал глубокий вдох:
- Думаю, эту тему мы с вами обсудим после уроков, коллега.
Он вскинул руку в гитлеровском приветствии, кто-то из ребят открыл перед ним дверь, давая ему выйти.
- Небольшая перемена, - сказал господин Кренцке и нащупал позади себя стул.
Что и говорить, теперь он выходил победителем по всем статьям - для нас это, во всяком случае, не подлежало сомнению. Что касается педсовета, то о нем мы узнали позднее от господина Пите, когда встретились с ним, как обычно, в глухом конце двора, за спортзалом. И дело предстало перед нами в другом, более щекотливом свете, чем мы могли предположить.
- Да что же это такое? - недоумевал Эдди. - Пусть они там все плевали на свои убеждения, но ведь нацистов среди них нет. Все друг друга знают. Можно бы проявить немного великодушия. Разве не так?
- Так-то оно так. - Господин Пите еще раз, прикрыв глаза, понюхал свою сигарку и наконец закурил. - Да только что им было делать, если поступил донос?
- От кого? - спросил Адам.
- От кого-то из учеников, - сказал господин Пите и выдохнул дым.
- Не понимаю, - удивился Эдди.
- Объясни ему, - сказал господин Пите Адаму, - вот ты и объясни.
Адам раздраженно огляделся:
- Почему именно я?
- А ты подумай.
Что-то в Адаме дрогнуло.
- Но я сделал это только ради Пипеля!
- В том-то и глупость, - сказал господин Пите, - что лучше от этого теперь никому не будет. Зато господину Кренцке ты удружил. Ведь самим учителям до лампочки, вскидывает там кто-нибудь свои конечности или нет. Но раз уж в дело вмешались ученики, без официального расследования теперь никак не обойтись.
Адам заревел. И вовремя, не то бы мы все на него набросились.
Господин Пите положил руку ему на плечо:
- Ну, будет тебе. Ты ведь не думал, что так выйдет. Ошибиться может каждый. Доносчики вы неопытные. Глядишь, и накинулись не на того.
- А если его предупредить? - спросил я.
Господин Пите выдохнул дым мне в лицо.
- Директор обратился к нему перед всем педсоветом: «Скажите, коллега, чего вы, собственно, добиваетесь?» И знаете, что сказал этот Кренцке? Нельзя ли ему взять в рот леденец от кашля. «Пожалуйста, - говорит директор, а потом спрашивает: - Ну так что?» А Кренцке все сосет свой леденец. «Мне бы, - говорит этак хрипло, - не хотелось быть невежливым». - «Не бойтесь оказаться невежливым», - говорит ему директор. «Ну, все-таки, - говорит Кренцке. - Если позволите, я воздержусь от ответа на ваш вопрос». Тут между учителями прошел этакий шумок. «Спокойствие, господа!» И директор, подойдя вплотную к Кренцке, нервно прищурился и как можно тише говорит: «Но господи боже мой, дорогой коллега, теперь я обязан о вас доложить!»
Господин Пите пожевал погасший окурок и уставился отсутствующим взглядом куда-то возле правого уха; казалось, он совершенно забыл о нашем разговоре.
- Ну? - спросил я. - На это он ведь мог ответить!
- Он и ответил, - кивнул господин Пите. - А как же! «Делайте, что сочтете нужным» - вот что он сказал директору.
- Директор этого не сделает. - Эдди обмотал вокруг пальца травинку и теперь пытался ее снять. - Он все-таки был член партии Центра, наш Рэкс. Еще не все потеряно.
- Хотелось бы верить, - сказал господин Пите.
Вечером к отцу пришли несколько его старых товарищей. Они сидели на кухне и играли в скат. Я решил, что стоит с ними потолковать.
- Можете меня минутку послушать? - спросил я.
Отец слизнул с усов пивную пену и подмигнул мне.
- Похоже, тебе влепили кол за сочинение, а?
- Тут дело такое, - начал я. И рассказал им всю историю с господином Кренцке.
Отец был не очень доволен. И сказал своим приятелям, что напрасно я докучаю им своими школьными пустяками.
Те смотрели в карты.
- Дурацкая история, - пробурчал Альберт.
- Н-да, - протянул Карл.
Оттокар промолчал.
- А ты что скажешь? - спросил я отца.
Он протер рукавом буфет, к которому до этого прислонился головой.
- Мне кажется, есть простое решение.
- Ну-ка, - оживился я.
- Ваш педсовет свое дело знает, возьмут Кренцке в оборот, немного с ним потолкуют...
- Постой, постой, - перебил я. - Что-то я не очень тебя понимаю.
Усы отца чуть вздрогнули. Он откашлялся.
- Я думаю, если завтра он снова поприветствует вас, как положено, все может еще обойтись.
Оттокар кивнул:
- Это точно.
- Неплохая идея, - согласился я.
И все-таки что-то не давало мне покоя. Всю ночь я ворочался и думал, не уронит ли себя господин Кренцке, если начнет опять вскидывать правую руку. Наверное, нет, он ведь уже доказал нам, что на самом деле об этом думает. Можно ли требовать большего мужества!
Эдди, за которым я на другое утро зашел по пути в школу, думал так же.
- Но в классе, конечно, найдется достаточно идиотов, которые станут говорить, что Кренцке сдался.
Тут он был прав.
- А если попробовать им объяснить?
- Слушай! - воскликнул вдруг Эдди.
