руками, спросил лорд.
– Не так много, как ты, конечно, – дотрагиваясь пальчиком до его крайней плоти, прощебетала Тина. Орган начал набухать, и сладостное чувство власти над мужчиной охватило ее. – Какое необычное орудие. Я так невежественна, Дуглас.
– Называй меня Рэм, как раньше, – приказал он.
– Я никогда, никогда не называла тебя по имени.
– Называла, – настаивал лорд. – В порыве страсти.
– Чепуха! Я ничего не помню, – соврала Огонек.
За долю секунды он опрокинул ее на спину, раздвигая ноги.
– А я отлично помню, что заставило тебя выкрикнуть мое имя. – С этими словами он решил напомнить ей.
– Рэм, Рэм, не надо!
– Нет, надо.
И вновь все мысли покинули ее.
Когда Тина открыла глаза, уже рассветало, она лежала на широкой груди Дугласа, а он – на слишком узкой для двоих койке. Огонек принялась мысленно повторять себе, что все это – лишь часть ее мести.
Полностью одетые, они прошли на палубу.
– Мы всего в трех милях от замка Дугласов, – сказал Рэм. – Колин отвезет тебя домой, он отправился за лошадьми. Я вернусь сегодня ночью, самое крайнее – завтра. Скорее всего, к нам пожалует Ангус с отрядом в 50 человек, о которых я просил.
Лицо Дугласа этим утром ничего не выражало, и Тина поняла, что внимание лорда уже занимают другие проблемы. Когда прибыл Колин, она оставила своего жениха стоящим на палубе. Женщина ласково погладила Индиго, обещая себе не оглядываться, но, конечно, оглянулась, проехав сотню ярдов, и испытала шок. Судно уже не было сверкающим бело-золотым. Ночью его перекрасили в серый цвет, и оно не носило теперь имя «Валентина». На борту красовалось слово «Месть». Огонек в ужасе смотрела на новое название. Неужели он догадался, что она намерена мстить ему? Или тоже участвует в этой смертельной игре? Может, Дуглас никак не простит ей того, что был обручен насильно, и теперь готовится отплатить за все сполна? Тина вспомнила о судьбе Дамарис и вздрогнула.
Глава 23
– Теперь, когда у меня есть краски, я могу попытаться запечатлеть вас на холсте, – произнес Колин, чтобы нарушить молчание по пути в крепость.
Несколько лошадей везли товары с «Антигоны».
– Да, – рассеянно ответила Огонек.
– Тина, здесь неровная дорога, надо быть внимательной, – предупредил Колин.
– Простите, – ответила она. – Я в мыслях унеслась за сотни миль. – А как вы рисуете портреты?
– Как-нибудь мы отправимся на прогулку, и я захвачу альбом для набросков. Постараюсь углем наметить несколько поз, потом выберу лучший набросок и перенесу его на холст.
– Значит, мне не придется часами позировать?
Он кивнул.
– У меня цепкая память, и я не упускаю деталей.
Тина пообещала:
– Мы начнем поскорее, пока не наступила осень. Красный вереск на холмах уже потемнел, и папоротник засыхает.
– Наши места красивы в это время года. Замок уже за следующим холмом.
Подъезжая к воротам, женщина заметила красный бумажный цветок, выглядывающий из куста, и сразу же поняла, что это значит. Такие цветы делали цыгане, выходит, Хит подает ей знак. Уронив перчатку, она спешилась, чтобы поднять ее, и заодно захватила цветок. Слова на лепестке гласили: «В долине реки Ур».
Во дворе Огонек приказала пажу отнести рулон ткани и гобелен Аде, а сама понесла пряности мсье Бюрку. Когда Тина вошла в спальню, гувернантка уже приготовила ей ванну и разворачивала материю. Внутри рулона был флакончик с духами, и леди Кеннеди добавила несколько капель в горячую воду.
– Этот изумительный бархат – самый красивый из всего, что я видела, – с восторгом произнесла англичанка. – Должно быть, он из Вира.
– Ада, ты ведь все знаешь. Здесь хватит и на платье и на халат?
Наблюдая за своей воспитанницей, входящей в ванну, Ада ответила:
– Я знаю не все, но одно мне известно – ты сейчас похожа на холеную кошечку.
– Это потому, что я полна сливок, – с порочной улыбкой и вздохом удовольствия ответила Тина, погружаясь в воду.
Гувернантка улыбнулась.
– Когда в женщине пробуждается чувственность, даже простая вода доставляет ей наслаждение.
– Угу, ты такая опытная и мудрая, Ада!
