Комментарий к роману 'Евгений Онегин'

…I kneel beneath thee in my prostrate love
And kiss the happy sands that kiss thy feet.

…Я падаю перед тобой на колени, сраженный моей любовью,
И целую счастливые пески, целующие твои ноги.

Ср. у Томаса Мура в «Любви ангелов» (Thomas Moore, «The Loves of the Angels»), стихи 1697– 1702:

Не saw, upon the golden sand
Of the sea-shore a maiden stand,
Before whose feet the expiring waves
Flung their last tribute with a sigh —
As, in the East, exhausted slaves
Lay down their far-brought gift, and die.

(Он увидел, что на песке
У берега моря стоит дева,
К чьим ногам слабеющие волны
Со вздохом бросают свою последнюю дань —
Так на Востоке изнуренные рабы
Кладут принесенные издалека дары и умирают.)

(Эти строки, как я обнаружил, цитируются в статье «Эдинбургского обозрения» [1823, Feb., № 38] о «Любви ангелов» Мура и «Небе и земле» Байрона; на с. 31 сказано, что поэзия Байрона «подобна порой смертоносному анчару» [«Antiaris toxicaria», Leschenault de la Tour, 1810]. Любопытно, что парафраз строк Мура «exhausted slaves / Lay down their far-brought gift, and die» встречается в предпоследней строфе пушкинского стихотворения «Анчар». См. коммент. к L, 10–11.)

Английская поэзия богата на волны, целующие чьи-либо ноги; достаточно будет еще одного примера. У Байрона в восторженном описании Кларана («Чайльд Гарольд», III, С: «Ciarens! by heavenly feet thy paths are trod»[245]), где Бессмертная Любовь непонятно почему отождествляется с чувствами, которые у Руссо испытывали Юлия и Сен-Пре, навсегда наводнив ими возвышенности Швейцарии, читаем (CI, 5–6).

…the bowed Waters meet him [Love] and adore,
Kissing his feet with murmurs…

(…воды, кланяясь, встречают ее [Любовь] и приветствуют,
С приглушенным рокотом целуя ее ноги…)

Волны и ножки сочетаются и у Ламартина в «Озере» («Le Lac», сентябрь 1817 г):

Ainsi le vent jetait l'ecume de tes ondes
Sur ses pieds adores[246]

И y Гюго в «Печали Олимпио» («Tristesse d'Olympio», 1837):

D'autres femmes viendront, baigneuses indiscretes.
Troubler le flot sacre qu'on touche tes pieds nus![247]

***

Русским комментаторам известно, что здесь присутствует аллюзия (оборачивающаяся, мне кажется, одной из умышленных литературных пародий, которых в ЕО набирается несколько — в виде первых четверостиший строф) на отрывок из «Душеньки».

Гонясь за нею, волны там
Толкают в ревности друг друга,
Чтоб, вырвавшись скорей из круга,
Смиренно пасть к ее ногам.

«Душенька» — поэма, написанная разной длины ямбическими стихами, над которой автор, Ипполит Богданович (1743–1803) работал в течение нескольких изданий (1783–1799) после появления в 1788 г. первой «книги» под названием «Душенькины похождения». Она создана во фривольном французском духе тех дней и шутливо, вослед галантной повести Лафонтена, повествует о любовных приключениях Амура и Психеи. Легкость ее четырехстопных ямбов и веселый перламутр юмора звучат предвестниками юношеских стихов Пушкина; «Душенька» — важный этап в развитии русской поэзии; ее наивные разговорные интонации повлияли также на Карамзина, Батюшкова и Жуковского — прямых пушкинских предшественников. Думаю, своей техникой частично обязан ей и Грибоедов. Сначала поэму чрезмерно возносили, потом, в скучную эпоху гражданской критики, открытой знаменитым, но бесталанным Виссарионом Белинским, ее недооценивали (см.также коммент. к гл. 3, XXIX, 8).

Ср.: «L'onde, pour [Venus] toucher, a long flots s'entrepousse; / Et d'une egale ardeur chaque flot a son tour / S'en vient baiser les pieds de la mere d'Amour»[248] — последние строчки второй рифмованной интерлюдии кн. I «Любовь Психеи и Купидона» (1669) Жана де Лафонтена (1621–1695), который заимствовал и conduit[249] и «фабулу» из французского переложения «Метаморфоз», также известных как «Золотой осел» (кн. IV–VI), Люция Апулея (род ок. 123 н. э.), чей бурлеск Лафонтен пригладил, призвав на помощь badineries galantes[250]и обывательский здравый смысл, столь милый его эпохе и правящей ею бессильной троице — biensence, gout и raison[251]. (Написав эти