Комментарий к роману 'Евгений Онегин'

l:href='#n_269' type='note'>[269]] Parfait Anglais, voyageant sans dessein… parcourait tristement l'Italie; / Et se sentant fort sujet a l'ennui, / Il amenait sa maitresse [леди Джудит Розамор] avec lui…»[270] (любопытно, между прочим, что эти интонации повторились, столетием позже, у Альфреда де Виньи в его известном высказывании о Байроне и «sa Guiccioli» — рифмуется с lui); и у Вольтера же в «Женевской гражданской войне» (1767), III, где аналогичный господин, «milord Abington», «voyageait [по Швейцарии] tout excede d'ennuit, / Uniquement pour sortir de chez lui; / Lequel avait, pour charmer sa tristesse, / Trois chiens courans, du punch et sa maitresse»[271] .

Джеймс Босуэлл в «Гипохондрике», № 1 («The London Magazine», 1777, October) пишет:

«Льщу себе мыслью, что Гипохоидрик в качестве собрания регулярно публикуемых очерков будет благожелательно принят в Англии, где недуг, известный под названием меланхолии, гипохондрии, сплина или скуки, давно считается почти что национальной болезнью».

Потом, в № 5 (1778, February), он проводит различие между меланхолией и гипохондрией, говоря, что первая «поистине беспросветна», а вторая «фантастически отвратительна». И конечно, на отдельных своих стадиях этот недуг соответствует классическим определениям, данным ему в сочинениях медиков, посвященных гипохондрии и истерии. Во Франции Лафонтен употреблял существительное hypocondre («Басни», кн. II, № 18: «Chatte metamorphosee en femme»[272]) в значении «совершеннейший сумасброд», что соответствует лишь первой части Босуэллова определения.

У Лагарпа в «Лицее…» (1799, цитирую по изд. 1825 г., V, с. 261):

«Je ne sais si meme en Angleterre, ou l'on connait une maladie endemique qui est le degout de la vie, on parlerait ainsi [как и Сенека] de la passion de la mort; et le spleen n'etait pas connu a Rome»[273]

См. также коммент. к XXXVII, 6—10, «Spleen, noir» y Парни и «черный сплин» в гл. 6, XV, 3 (в коммент. к гл. 6, XV–XVI).

У Нодье в письме другу (Гою) в 1799 г:

«Je ne suis plus capable d'eprouver aucune sensation vive… A vingt ans j'ai tout vu, tout connu… epuise la lie de toutes les douleurs… Je me suis apercu a vingt ans que le bonheur n'etait pas fait pour moi»[274].

Стендаль в 1801 г. (в восемнадцатилетнем возрасте) пишет: «…ma maladie habituelle est l'ennui» («Дневник»)[275].

Рене у Шатобриана считал, что существует лишь «par un profond sentiment d'ennui»[276].

Мадам де Крюднер (1803) «Quelle est donc cette terrible maladie, cette langueur… ennui insupportable… mal affreux…»[277] (размышления, которым предается Гюстав де Линар в «Валери»).

Сенанкур, «Оберман» (1804), письмо LXXV:

«Des que je sortis de cette enfance que l'on regrette, j'imaginai, je sentis une vie reele; mais je n'ai trouve que des sensations fantastiques: je voyais des etres, il n'y a que des ombres: je voulais de l'harmonie, je ne trouvais que des contraires. Alors je devins sombre et profond; le vide creusa mon coeur; des besoins sans bornes me consumerent dans le silence, et l'ennui de la vie fut mon seul sentiment dans l'age ou l'on commence a vivre»[278].

До работы над «Онегиным» Пушкин «Обермана» еще не читал; он приобрел экземпляр первого издания лишь когда неподражаемо очаровательный «Оберман» наконец прославился благодаря эпиграфу в «Делорме» (1829, из первого абзаца письма XLV Обермана) и второму изданию (1833). Интонациям «Обермана» (см. приведенный отрывок) подражает Лермонтов в «Герое нашего времени» (1840): дневник Печорина, «3 июня».

Любопытно полное отсутствие острой пушкинской критики в опубликованной поэтом статье (в «Литературной газете», 1831, XXXII, с. 458–461, см. Акад. 1936, т. 5, с 598), где он сверх всякой меры превозносит бездарный и несамостоятельный лирический сборник «Жизнь, стихотворения и мысли Жозефа Делорма» (1829) Сент-Бёва. Он нашел его необычайно талантливым, заявив, что «никогда ни на каком языке голый сплин не изъяснялся с такой сухой точностию» — эпитет самый неподходящий для цветистых банальностей Сент-Бёва[279].

У Шатобриана, 1837 («Замогильные записки» / «Memoires d'outre-tombe», ed. Levaillant, pt. II, bk. I, ch. 11):

«Une famille de Renes-poetes et de Renes-prosateurs a pullule; on n'a plus entendu bourdonner que des phrases lamentables et decousues… il n'y a pas de grimaud… qui, a seize ans, n'ait epuise la vie… qui, dans l'abime de ses pensees, ne se soit livre au „vague de ses passions“».[280]

Наконец, y Байрона в «Дон Жуане», XIII, CI, 5–8:

For ennui es a growth of English root,
Though nameless in our language: — we retort
The fact for words, and let the French translate
That awful yawn which sleep can not abate.[281]

(Последняя строчка очень удачна, завершающее ее abate великолепно имитирует зевок.)

Пишо здесь дает примеч. 40. «Ennui est devenu un mot anglais a la longue Nos voisins ont les motsblue devils, spleen, etc., etc.»[282]

И Байрона, и Пишо опередила Мария Эджуорт со своей переводчицей мадам Э. де Бон: «Этот недуг [ennui] не имеет точного английского названия, но, увы! в Англии прижилось его чужеземное имя» (Мария Эджуорт, «Ennui, или Воспоминания графа Гленторна» [написано в 1804, опубл. в Лондоне в 1809], гл. 1. Эта «Повесть о светской жизни», где завязкой служит подмена младенца, появилась на французском языке в 1812 г., но была на континенте не очень популярна).

Г. Фонсгрив (G. Fonsegrive) описывает ennui в La Grande Encyclopedie, vol. XV (ок. 1885), его определение (мною здесь переведенное) верно для гипохондрических настроений всех вымышленных персонажей онегинского духа:

«„Ennui“ есть ощущение печали, тревожной и непонятной, происходящее из чувства апатии и бессилия…

Насладившись чем-либо, склонный к размышлению человек с удивлением сознает, сколь пусто любое наслаждение…

Несколько раз отметив несоответствие надежды и действительности… он склонен видеть в этом закон природы… Таково состояние духа Рене.

Приверженность эпикурейству также порождает ennui»