Причудницы большого света! Всех прежде вас оставил он; И правда то, что в наши лета 4 Довольно скучен высший тон; Хоть, может быть, иная дама Толкует Сея и Бентама, Но вообще их разговор 8 Несносный, хоть невинный вздор; К тому ж они так непорочны, Так величавы, так умны, Так благочестия полны, 12 Так осмотрительны, так точны, Так неприступны для мужчин, Что вид их уж рождает сплин.7 6 Толкует Сея и Бентама… — Неподражаемый Бродский дает понять, что «буржуазный либерализм» Жана Батиста Сея, автора «Трактата по политической экономике» («Traite d'economie politique», 1803), и «пророческая болтовня» (по выражению Маркса) ученого-юриста Иеремии Бентама (1748–1832) не могли удовлетворить подсознательно свойственного Онегину большевизма. Прелестно. Позднее в библиотеке Пушкина появились «Сочинения И. Бентама, английского юрисконсульта» («OEuvres de J. Bentham, jurisconsulte anglais», Brussels, 1829–1831, 3 vols, страницы не разрезаны). Был у него и «Томик, содержащий некоторые заметки о людях и обществе» Сея («Petit Volume contenant quelques apercus des hommes et de la societe». 2nd edn., Paris, 1818).
9 непорочны — «чисты», «незапятнаны», «безгрешны» — вот возможные толкования этого неоднозначного эпитета.
13 Так неприступны… — Надев маску схолиаста, Пушкин в примечании 7 отсылает читателя к посмертно (1818) изданной книге г-жи де Сталь «Десятилетие изгнания» («Dix Ans [или Annees] d'exil») Я изучил последние десять глав, в которых не слишком наблюдательная де Сталь рассказывает о своей поездке в Россию в 1812 г. (она приехала в июле), неожиданно совпавшей по времени с эскападой Наполеона, гораздо менее удачной. Пушкин, конечно же, имеет в виду тот фрагмент ч. II, гл. 19, где путешественница описывает престижный петербургский пансион для барышень: «La beaute de leurs traits n'avoit rien de frappant, mais leur grace etoit extraordinaire; ce sont des filles de l'Orient, avec toute la decence que les moeurs chretiennes ont introduite parmi les femmes»[286]. Пушкина, должно быть, сильно позабавили эти «decence» и «moeurs chretiennes» — поэт не питал иллюзий относительно моральных устоев своих прекрасных современниц. Круг иронии замкнулся.
Вариант 9—12 В первой редакции главы:
К тому ж они так величавы, Так непорочны, так умны, Так благочестия полны, Так чисто сохраняют нравы… И вы, красотки молодые, Которых позднею порой Уносят дрожки удалые 4 По петербургской мостовой, И вас покинул мой Евгений. Отступник бурных наслаждений, Онегин дома заперся, 8 Зевая, за перо взялся, Хотел писать – но труд упорный Ему был тошен; ничего Не вышло из пера его, 12 И не попал он в цех задорный Людей, о коих не сужу, Затем, что к ним принадлежу. 1 Красотки молодые — куртизанки, которых лихо уносят открытые легкие дрожки молодых повес. Экипаж этот пришел в Англию под претерпевшим целый ряд транслитераций названием «droitzschka» («дройцшка»), но к концу 1830-х гг. в Лондоне уже назывался «дроскер» или «дроски», почти вернувшись к своему исконному имени «дрожки».
В беловых рукописях Пушкин колебался между «красотками» и «гетерами», или, как их отвратительно именовали тогда в Лондоне, «кипридами». По-русски приличного названия для этих девушек (многие из которых были из Риги или Варшавы) не существовало. В XVIII в. писатели, и Карамзин в том числе, пытались из «filles de joie» сотворить невозможных «нимф радости».
2 дрожки удалые — трудный для перевода эпитет. Он охватывает спектр значений от «веселый», «бойкий», «лихой» до удачливости, бесшабашной отваги и той щеголеватой силы, что ассоциируется с пиратами и бандитами с большой дороги. Ономатопеичность начального «у» (в существительном «удаль» оно еще и ударное), напоминающего боевой клич, протяжный вопль, вой ветра или стон страсти, в сочетании с «д», «а» и «ль», составляющими слово «даль», фр. le lointain (не просто далекое расстояние, но романтика дали, туманность дали) придает напевность мужественным словам «удаль», «удалой», «удалый». Чуть дальше Пушкин использует «удалая» как традиционный эпитет к слову «песня».
3—4 По петербургской мостовой — произносится «па
