удовлетворен. Можно, конечно, искать в чтении и чего-то совсем иного… Тогда лучше «Камеру» вовсе не раскрывать. А уж если раскроет такой читатель роман Сирина, то обратит он в нем внимание не на «интригу», а на отдельные, как бы мимолетные, случайные описания и образы, полные прелести, точности и силы. Обратит внимание и пожалеет, что все это тратится, в сущности, попусту, без следа и цели, — как фейерверк <…>
Ник. Андреев{42}
Рец.: «Современные записки», книга 49
<…> Сирин до сих пор остается для многих спорным писателем. Пожалуй, есть какая-то мода на снисходительное неприятие его. Это, конечно, только следствие читательской несерьезности или пристрастности Можно любить или очень не любить характер его творчества, можно называть его наследником Бунина или связывать его с бульварными романистами Запада (все это неверно и несущественно), но нельзя, при условии честного отношения к литературным фактам, отрицать ни его исключительной одаренности живописца, прекрасного умения показать мир разоблаченным от привычных нам, омертвелых зрительных форм, ни его большого композиционного искусства, поразительной изобретательности в деталях и сложности привлекаемого им психологического материала. В какой-то мере Сирин является синтетиком и русских литературных традиций (в их направленности к вечному, общечеловеческому содержанию), и западноевропейского художественного сознания (с его приматом формы). В этом смысле Сирин оказывается одним из наиболее замечательных представителей современной русской прозы, пытающейся найти новые литературные русла.
«Камера обскура», поскольку можно судить по напечатанным главам, вещь для Сирина очень характерная. Тема взята из немецкой жизни и, по-видимому, отчасти идет по линии «Короля, Дамы, Валета», книги большого формального интереса.
Как и всегда и все у Сирина, роман начинается неожиданностью: длинноватым и как будто бы посторонним рассказом. Но незаметное авторское движение — и читатель перенесен в центр фабульной завязки. Спокойный, устойчивый мир, словно под безжалостным лучом прожектора, странно видоизменяется: он пробужден, привычная перспектива искривлена, сейчас будет катастрофа, ползущий эротический туман делает неверными самые отчетливые контуры, учащается пульс событий, — так и в столь, видимо, презираемых Сириным кинематографических картинах умный режиссер умеет выключить из сознания зрителя реальный мир, ловким монтажом дать иллюзию движения: впрочем, создание иллюзий — задача всякого искусства.
Пока роман не окончен, нельзя судить о его строении и даже о всей значительности бесспорно интересного психологического задания. Можно только добавить одно: повествование ведется столь уверенно, что иногда появляется опасение в присутствии у автора излишней беллетристической самоуверенности, сказывающейся в какой-то нарочитой смелости тона. Плотскость описаний почти предельна в своей отчетливости. К счастью, Сирин успевает вовремя остановиться, и читателю дается понять, что это лишь намеренное педалирование автором текста, стремление вскрыть описываемый быт до сердцевины. Любопытно, что герой имеет нечто родственное с Драйером в «Король, Дама, Валет», что некоторые детали кажутся уже знакомыми. Кой-какие отдельные выражения вызывают сомнения в своей бесспорной удачности, — во всяком случае не следовало бы писать о фильмах: «световая простокваша» (словесная и образная невнятица). <…>
Георгий Адамович
Рец.: «Современные записки», книга 51
<…> Новые главы из «Camera obscura» Сирина так же остроумны и искусны, как и предыдущие. Изобретательность автора неистощима. Фабула развивается прихотливо и свободно. Для любителей высокопробного занимательного чтения, уставших от романов, которые пытаются скрыть отсутствием чувства меры отсутствие фантазии, такое произведение — подлинная находка. Большой интерес вызывает «Древний путь» Л. Зурова{43}. Невольно тянет сравнить его с романом Сирина не только потому, что они рядом помещены, но и потому, что оба автора молоды и принадлежат к «детям эмиграции»… Не буду сравнивать таланты. У Зурова размеры дарования еще неясны, у Сирина талант подлинный, несомненный, абсолютно очевидный. Искусство Сирина гораздо тоньше. Если его сопоставляли, например, с Жироду{44}, то Зуров напоминает скорее Мамина-Сибиряка или других «почвенных», «кряжистых» бытовиков. Но вот: у Зурова в слове есть еще влага, есть свежесть, есть какой-то отзвук природных животворящих сил. У Сирина все механизировано. Не то что камень дает он вместо хлеба, нет, — но хлеб его такой, какой выпекается в современных столицах: очень чистый, преувеличенно белый, но не питательный. Будто бумага или вата во рту: не пахнет землей… За это Сирина нельзя упрекать. Думаю даже, что именно в этом свойстве заключена его значительность, ибо именно здесь обнаруживается его органическая связь с современной культурой, его безотчетная покорность ей. Но хочется иногда подышать свежим воздухом <…>
Георгий Адамович
Рец.: «Современные записки», книга 52
<…> Окончена «Камера обскура» В. Сирина. Заключительные главы этого романа — начиная с момента автомобильной катастрофы — с внешней стороны принадлежат к лучшему, что Сирин вообще написал. В них есть магическая словесная убедительность. Именно магическая: не столько блестяще, сколько «обворожительно»… Вместе с тем роман легковесный и поверхностный. Он полностью исчерпывается течением фабулы и лишен замысла. Он придуман, а не найден. Наша литература приучила нас к очень высоким требованиям, и когда писатель так даровит, как Сирин, к нему их невольно предъявляешь: прежде всего, — о чем это? Некоторые книги читаешь только для развлечения, — тогда этот вопрос отпадает. За сочетаниями и сплетениями судеб, воль и страстей в них следишь, как смотришь на искусно расположенные манекены в витрине модного магазина: чем прихотливее, тем и лучше, — это ведь манекены, они расставлены, они не живут. Но Сирин пишет о людях, а не только о приключениях, которые с ними случаются. Поэтому ждешь отражения и отсвета жизни, с проникновением в ее таинственные законы, со вниманием к ее скрытой сущности, со вкусом ее горечи: «tout le reste est litterature»{45}, пустое, праздное рукоделие. Ждешь — и не находишь… Нет темы, есть только сценарий. Надо признать, однако, что сценарий остроумнейший. Если с автора «Камеры обскуры» многое спрашивается, то лишь потому, что ему много дано. <…>
Мих. Ос. <Михаил Осоргин>
Рец.: Камера обскура. Париж: Современные записки; Берлин: Парабола, 1933
По-видимому, пора перевести В. Сирина из разряда подающих надежды в разряд преуспевающих и даже преуспевших; за ним уже числится больше крупных произведений, чем за иным маститым. Оценивая
