позвонить.
– Спасибо, – решительно ответил Ник.
Мрачно кивнув, Уиггз вышел из комнаты, волоча ноги, и закрыл за собой дверь.
Ник обратил взор на Сару. Она стояла неподвижно посреди комнаты, крепко сжав перед собой руки, слегка расставив ноги, словно приготовилась к битве.
– Чему обязан удовольствием? – спросил он с легкой насмешкой.
– Вам известно, зачем я пришла.
Почему-то это спокойное заявление вызвало у него раздражение.
– Ваш брат знает, что вы здесь?
Она покачала головой:
– Он думает, что я легла спать.
– Ваш брат– глупец. – Ник махнул рукой на кресло, стоящее напротив него. – Можете сесть.
Кресла были расставлены вокруг окон террасы, которые он открыл, чтобы впустить свежего воздуха. Слабый ветерок едва шевелил занавески, выдувая жар камина из углов комнаты.
После недолгого колебания она кивнула:
– Благодарю вас. – И присела на край стоящего напротив него кресла.
– Почему вы не снимаете пелерину? Здесь очень тепло. – Если верить ощущениям в его чреслах, было нестерпимо жарко, а она с головы до ног закуталась в многочисленные ярды ткани.
Ее руки потянулись было к верхней пуговке, но остановились. Она нерешительно посмотрела на него. Ее взгляд задержался на его пустом бокале.
– Не уверена, что мне следует это делать.
Он встал, подошел к камину и помешал угли, раздувая огонь.
– Я редко набрасываюсь на гостей. Обычно бывает наоборот.
– Я постараюсь сдержаться, – сказала она сухо, расстегнула пелерину, сняла ее и с вызовом бросила на стул напротив.
– Не сомневаюсь, – пробормотал он.
На ней все еще было то же платье, что и в театре. Голубой, как лед, шелк подчеркивал изгибы ее тела, его цвет ярко выделялся на фоне ее белой кожи.
– Итак, Сара, – произнес он, смакуя ее имя, цедя его сквозь зубы, чтобы как следует распробовать. – Хотите выпить? Может, шерри?
– Нет, спасибо. Я пришла поговорить с вами о дуэли. Он подошел к письменному столу.
– Сначала выпейте. – Он отодвинул в сторону графин с шерри, налил в бокал бренди и протянул ей. – Это разгладит ваши морщинки на лбу.
Когда она брала бокал, Ник заметил, что пальцы ее дрожат. Он смотрел, как она сделала глоток и поморщилась. Не по-мужски было предлагать ей такой крепкий напиток, но ему почему-то хотелось подталкивать ее, дразнить, заставлять терпеть муки, какие испытывал он сам.
Хмурясь от этой мысли, он подошел к двери на террасу и прислонился к ней лбом, чтобы холодное стекло развеяло пары бренди в его голове.
– Итак, милочка, что привело вас сюда? Вы из тех патологически любопытных особ, которые вытягивают свои прелестные шейки, чтобы в последний раз взглянуть на умирающего?
– Ник, прошу вас.
– Вы слышали, что сказал ваш брат: по его мнению, у меня нет ни одного шанса. Утром я буду убит.
– Поэтому я и пришла. – Она судорожно сглотнула. – Я слышала, что вы очень хороший дуэлянт.
– Никогда еще не проигрывал.
Она подалась вперед, глаза ее блестели от слез.
– Ник... пожалуйста. Пусть Энтони упрям, как осел, но он мой брат.
Ее нежный голос вызвал в нем мощный прилив сексуального возбуждения. Несправедливо, что он встретил этот прелестный цветок как раз тогда, когда оказался на пороге смерти. Коварная игра фортуны!
– Чего вы хотите, Сара?
– Отмените эту дуэль. Пожалуйста.
Он протянул руку к кисти на шторе и повертел ее в руках.
– Не могу.
– Должен же быть какой-то способ. – Она облизнула пересохшие губы, и этот невинный жест вызвал волну жара в его чреслах.
Господи, эта женщина полна неосознанной чувственности, и он горит желанием вкусить ее.
– Выпросите меня сделать нечто такое, что не в моей власти. Ваш брат вызвал меня, а не наоборот. Только он может отменить эту дуэль.
– Я его уже просила, – в отчаянии ответила она, глядя в бокал.
– Он всерьез относится к вопросам чести.
– И вы тоже.
Он безрадостно улыбнулся:
– У меня нет чести. Именно поэтому я позволил вам прийти ко мне сюда, в мой дом, одной. И поэтому подвергал вас такому риску в случае с лордом Келтентоном.
Она нахмурилась.
– У вас есть честь.
– Нет. У меня есть гордость, а это совсем другое. – Он видел, что Сара собирается возразить. – Сара, вы ничего обо мне не знаете. Я делал такие вещи, что... – Он устало смотрел на кисть от шторы в своих пальцах. – Вы меня совсем не знаете.
Сара прикусила губу, ее пальцы так крепко сжались в кулак, что ногти вонзились в кожу. Ник сейчас совсем не похож на себя. Напряженный, тихий. И одинокий. Возможно, сказывается напряжение перед дуэлью.
Она никогда не видела его таким, лишенным обычного внешнего лоска. Он сбросил фрак и жилет, а его сорочка распахнута у ворота и открывает сильную шею. Его глаза ярко и жестко блестели, несомненно, виной тому было бренди. Он смотрел на нее с напряженным выражением лица, словно старался запомнить каждую ее черточку.
– Ник, чего вы хотите?
– Что?
Она провела кончиком пальца по ободку своего бокала.
– Чего вы хотели бы больше всего?
– Свободы.
– От чего?
Он долго не отвечал, а стоял и глядел в окно. Наконец отрешенно вздохнул.
– От боли. Я уже так давно болен...
– Вы ранены? Или больны?
– У меня бывают головные боли. Это наследственная предрасположенность. Моя мать...
– Мать? Я думала, это ваш отец страдал от головной боли.
– Нет. Откуда вы это взяли?
– Леди Бирлингтон. Она все знает обо всех.
– Что еще она сказала?
– Ничего. Это все.
Лицо его стало замкнутым.
– Она говорила вам, что я кончу так же, как моя мать, не так ли?
Сара кивнула.
Ник стиснул зубы и снова стал смотреть в окно.
Как перебросить мост через пропасть, которая, казалось, растет между ними, пока длится молчание? Но ничего удачного не приходило Саре в голову. Не в силах вынести эту гнетущую тишину, она уже убедила себя, что надо уходить. И тут он заговорил:
– Мою мать звали Виолеттой. – Его голос, низкий и напряженный, был полон страдания.
– Это... это прекрасное имя.
– Она была красивой женщиной. Очень привлекательной. Единственной дочерью французского аристократа и женщиной больших страстей. Когда она бывала счастлива, невозможно было и желать лучшего товарища. Но если она грустила... – Лицо его помрачнело. – Для нее любовь была временным состоянием. Столь же эгоистичная, сколь и красивая, она дрейфовала от одного мужчины к другому в нескончаемых поисках чего-то такого, чего не могла найти.
– А как же вы?
– Я был частью ее багажа. Куда бы она ни ехала, я следовал за ней. Иногда я был желанным. А иногда... – Он пожал плечами.
У нее защемило сердце.
– Где был ваш отец?
– Он лишь ненадолго промелькнул в жизни Виолетты, их брак закончился, еще не начавшись по-настоящему. Я его не помню, но у меня есть письмо от деда с сообщением о его смерти.
– Значит, ваш дед любил вас.
– С чего бы это? Он оставил мне свой титул и больше ничего. Но я его не слишком виню. К тому времени, как мы встретились, меня уже нельзя было спасти.
Он был так одинок, всю жизнь. Она могла представить его себе ребенком, наблюдающим за матерью, тоскующим по ласке, но не получающим ее. В ту же секунду Сара решила, что ненавидит красавицу Виолетту. Ни одна порядочная женщина никогда не бросит так своего ребенка.
Что-то упало на тыльную сторону ладони Сары, и она опустила глаза. Еще одна капля упала рядом с первой. Это слезы. Она плачет по любви, которой никогда не знал Ник и, возможно, никогда теперь не узнает.
Она думала о его жизни, о его поведении и поняла, что он окружил свое сердце оградой, такой высокой и мощной, чтобы никто не смог преодолеть ее. Он отгородился от всех, и даже его ближайший друг Анри не знал его. Она тихо кашлянула.
– Я слышала о вас сплетню.
– Какую?
– Что вы хотели получить состояние двоюродного брата и для этого соблазнили его жену.
Ник отвернулся и стал смотреть в окно, пряча лицо в темноте. Воцарилось молчание.
– Это правда?
Он снова повернулся к ней, на его лице ничего нельзя было прочесть.
– Каждое слово.
– Вы ее любили? – Сара сжала зубы, ожидая его ответа. Она не знала, почему этот вопрос так важен для нее.
– Любовь – это иллюзия, Сара. Ее не существует.
– Не все такие, как ваша мать, Ник.
– И слава Богу.
Сара сглотнула, но комок застрял у нее в горле. Каким-то образом ей надо все исправить для этого человека, показать ему, что не все женщины такие, как его мать, что не все в жизни так лишено надежды и радости, как его детство. Она встала.
– Полагаю, я ничего не могу сделать, чтобы отговорить вас от дуэли.
– Не можете.
– Тогда мне пора отдать свой долг.
Он застыл, глядя ей в глаза.
– Какой долг?
– Поцелуй.
– Едва ли я мог бы назвать успехом случай с лордом Келтентоном.
– Да, но наш договор закончился, когда вы нашли его для меня. Остальное было моим делом. Помните?
Он смотрел ей в глаза:
– Вы понимаете, что говорите?
Голос не повиновался ей, она лишь кивнул. Ей хотелось этого поцелуя, и не только его. Пусть бы он обнимал ее, прикасался к ней, облегчил ее острое до боли желание. На один бы короткий час забыть о дуэли, о необходимости выйти замуж и обо всем остальном, что им грозило!
– Я желаю большего, чем поцелуй, – услышала она свои собственные слова. Она затаила дыхание, не в силах смотреть на него,
