19
20
Среди направлений русского социализма для кого-то может быть интересным и ненасильственное, национально окрашенное народничество (знаменитое 'хождение в народ'), связанное с надеждой на особый, некапиталистический, путь развития России. Герцен, Лавров, Михайловский, традиционно рассматривающиеся в обойме 'революционных демократов', могут быть — в тактических целях — прочитаны и с акцентировкой их народнического идеализма. Критически относясь к их революционности, у них можно выделить то положительное содержание, которое утонуло в позитивизме эпохи: жертвенную любовь к народу… Часть народников ушла позже в земское движение — возрождение его могло бы сегодня стать еще одним руслом общественной активности 'в рамках социализма', скажем, для возникающих 'народных фронтов'.
Но проблема стоит серьезнее: что реформаторы должны противопоставить обанкротившейся идеологии не тактически, а стратегически? К какой цели должно идти развитие страны? И в этом отношении 'христианский социализм' дает наиболее интересную пищу для размышлений. Ибо он вносит в проблематику поисков справедливого общества духовную координату, которой материалистическая социал-демократия не имеет, поскольку остается попыткой решения объемных задач в двухмерной плоскости. Без этой координаты явление социализма вообще не может быть осознано.
21
Слова о «взаимосвязи» добра и зла здесь не следует понимать в смысле их онтологической «взаимозависимости». Добро первично как замысел Творца о мире; зло вторично как последующее нарушение этого замысла свободной и своевольной тварью. О «взаимосвязи» добра и зла здесь говорится лишь в применении к драме человеческой истории: в смысле противоборства этих двух сил как испытания — до финального торжества добра, которому принадлежит Царствие Божие, тогда как зло в этом финале гибнет и «взаимосвязь» их заканчивается. [Прим. 1992 г.]
22
После предательства России Европой в Крымской войне почвенничество в лице Данилевского придет к более оправданному выводу, что Россия представляет собой особую цивилизацию, не сводимую к Европе; этот тезис будет развит евразийством. Однако нам представляется более точным говорить, в рамках православной историософии, о двух христианских цивилизациях: «удерживающей» российской и западной «апостасийной». См. об этом в статье 'Историософия смутного времени' и в третьем разделе сборника. [Прим. 1998 г.]
23
'Эта русская особенность коренится уже в самом способе познания мира. Разумеется, у всех людей одинаковы инструменты познания: чувства, разум (обрабатывающий сигналы от органов чувств), интуиция (непосредственное проникновение в смысл). Но, кажется, русским более свойственно познание мира религиозной интуицией как органического целого в отличие от Запада, где философы проникали в тайны мира, расчленяя его рассудком на составные части для анализа под философским «микроскопом» (лучший пример этому — Кант). То есть, русские философы интересовались в первую очередь смыслом мира, а западные — его устройством. Соответственно русская философия более религиозна, персоналистична и историософична, то есть направлена на познание Бога, человека и смысла истории, а западная — более гносеологична, то есть занята разработкой философских систем и методов познания.
Это отличие хорошо видно на примере такой триады духовных ценностей, как Истина, Добро и Красота — все они в русском представлении нераздельны и обретают конечный смысл лишь в связи друг с другом; тогда как в западном мышлении они более автономны, независимы друг от друга Всем известный пример: в русском языке слово 'правда имеет значения и истины, и справедливости (добра). А русское ощущение Красоты в ее неразрывной связи с Истиной и Добром отражено в иконе, которая есть 'умозрение в красках' (кн. Е.Н. Трубецкой).
24
'Для проведения оздоровительных реформ и в сегодняшнем 'советском человеке' необходимо вычленить неизменную цельность русской души. Необходимо увидеть в национал-большевизме — патриотизм, в покорности угнетению терпеливость и жертвенность, в ханжестве — целомудрие и нравственный консерватизм, в коллективизме — соборность, и даже в просоциалистических симпатиях — стремление к справедливости и антибуржуазность как отказ от преобладания материалистических целей в жизни. Надо отделить тени от национальных достоинств, очистить их и строить будущее на реальностях, а не на фикциях' ('Русская идея и современность'). [Прим. 1998 г.]
25
Голод был следствием коллективизации (часто намеренным — как средство принуждения) во всех земледельческих областях: на Украине, Кубани, Северном Кавказе, в Центрально-черноземном районе, Поволжье, Южной Сибири. Об этом свидетельствует логично связанная цепочка партийных постановлении и инструкций 1929–1933 гг.: о раскулачивании, о «колосках», о запрете торговли хлебом, о паспортной системе (прикрепившей крестьян к колхозам), о запрете использования фуража не по назначению (т. е. в пищу), о людоедстве. 'Украина наиболее пострадала от этого преступления… как наиболее земледельческая территория и, очевидно, нашлись более рьяные местные исполнители… Коммунистам не так уж нужны были колхозы, им было нужно, чтобы сломленный крестьянин униженно пришел к партии за куском хлеба. Так возникла система нещадной эксплуатации крестьянства, когда его заставили почти бесплатно работать в колхозе — на партию, а в оставшееся время, чтобы прокормить семью, — на себя, на приусадебном участке, да еще платить с него налоги'. — См. нашу статью 'Покорение голодом. К 50-летию массового истребления крестьян' ('Посев', 1983. c. 12). [Прим. 1998 г.]
