Нормандский осадил его с северной стороны, возле церкви первомученика св. Стефана, где тот был побит камнями за Христа; к нему примыкал граф Роберт Фландрский. С запада осаждали герцог Готфрид и Танкред. С юга, укрепившись на горе Сион, близ церкви св. Марии, матери божьей, где господь был на тайной вечере со своими учениками, вел осаду граф Сен-Жилль…
В понедельник (13 июня) мы отважно пошли на приступ; мы ринулись с таким порывом, что будь наготове лестницы, город был бы в наших руках. Все же мы разрушили малую стену и подняли лестницу на главную стену, по ней полезли наши рыцари, завязав рукопашную с сарацинами и защитниками города, – они дрались своими мечами и копьями; многие из наших, а еще больше из неприятелей нашли смерть…
…Во время этой осады мы так мучились от жажды, что сшивали шкуры быков и мулов и приносили в них воду за шесть миль; из таких-то сосудов мы пили отвратительную воду, и точно так же, как от этой мерзкой воды, каждодневно страдали мы от ржаного хлеба. Сарацины же, конечно, расставляли нам тайные засады у окрестных источников и речушек; они везде убивали наших и разрубали на части тех, кого встречали; а скотину уводили в свои пещеры…
… Ночью и днем, в среду и четверг (13 и 14 июля), мы могучим усилием двинулись со всех сторон на приступ города; но прежде чем вторгнуться туда, епископы и священники, проповедуя и увещевая всех, повелели устроить бога ради крестное шествие вокруг укреплений Иерусалима, усердно молиться, творить милостыню и соблюдать пост.
В пятницу (15 июля), когда наступил день, мы ринулись на укрепления, но ничем не смогли повредить городу: и мы были все поражены и охвачены великим страхом. Затем, с приближением часа, когда господь наш Иисус Христос удостоился претерпеть за нас крестную муку, наши рыцари, стоявшие на подвижной башне, жарко схватились; среди них герцог Готфрид (Бульонский) и граф Евстафий, брат его.
В это время один из наших рыцарей по имени Летольд взобрался по лестнице на стену города. Едва только он оказался наверху, как все защитники города побежали прочь от стен, через город, а наши пустились следом за ними, убивали и обезглавливали их, вплоть до храма Соломонова, а уж здесь была такая бойня, что наши стояли по лодыжке в крови… Наши похватали в храме множество мужчин и женщин и убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых. Много язычников обоего пола пытались укрыться на кровле храма Соломонова; Танкред и Гастон Беарнский передали им свои знамена. Крестоносцы рассеялись по всему городу, хватая золото и серебро, коней и мулов, забирая дома, полные всякого добра.
Радуясь и плача от безмерной радости, пришли наши поклониться гробу Спасителя Иисуса и вернуть ему свой долг (т. е. выполнить обет). На следующее утро незаметно наши влезли на крышу храма, бросились на сарацин и, обнажив мечи, стали обезглавливать мужчин и женщин; (иные из них) сами кидались с кровли вниз. Видя это, Танкред впал в сильный гнев…»
Здесь перед нами XI реальный век, переход к XII веку, линия № 4. А это очень примечательная линия. Она, если следить по нашей синусоиде, объединяет этот наш реальный XII век и минус XIII век (бой за Трою, описанный Гомером), минус VI век (мидийско-персидские войны, падение Вавилона) и V век н. э. (рыцарские походы короля Артура, при том, заметим, что само понятие рыцарства появилось не раньше XI века). И что же мы тут обнаруживаем? Мы обнаруживаем, что сами же историки впрямую сравнивают между собой и героев разных эпох по этой линии и даже способы ведения войны. Мы обнаруживаем, что с XII века начинается в Европе громадный интерес к Трое. В XII веке хронист Иосиф из Эксетера составил пересказ о Троянской войне по Даресу и Диктису, настаивая, что «он описывает реальные события, ибо Дарес и Диктис были очевидцами».
С упрямством Дон Кихота мы находим в истории литературы совпадения по «линиям веков», точно такие же, какие были показаны в книге «Другая история искусства».
Дело не в том, кто рассказал Гомеру о Троянской войне; и не в том, как выучить и запомнить на всю жизнь семьсот страниц гомеровских поэм; и даже не в том, где хранились две тысячи лет поэмы Гомера, прежде чем их нашли. А в том, что историки все равно сравнивают войну, описанную легендарным поэтом, с войнами XII века. А это линия № 4, и вот гомеровская троянская война попадает туда же, куда и «Роман о Трое» Бенуа де Сент-Мора.
Даже если тот текст, который мы знаем теперь как гомеровский, сочинили значительно позже, все равно его истоки в конце XII века. В IV веке (линия № 5, это XIII реальный век, то есть через сто лет) становятся широко известными переводы записок участников Троянской войны – Диктиса и Дареса. Ученые XIX века сомневались в подлинности этих хроник, ведь и Диктис и Дарес упомянуты в поэме Гомера, и быть живыми через полтора десятка столетий после битвы не могли… Однако в 1907 году, как пишут наши «новые хронологи», в египетских папирусах обнаружили отрывок дневника Диктиса. Этот древнеегипетский раритет датирован XIV веком до н. э., линия № 5, то есть может быть отнесен, в рамках нашей версии, к XIII реальному веку. Тогда же появились наиболее известные средневековые произведения троянского цикла: «Песнь о Трое» Герберта фон Фрицлара и «Троянская война» Конрада Вюрцбургского (Германия); «История разрушения Трои» Гвидо де Колумна (Сицилия), а также сходные работы в других странах. И лишь в завершение всей эпопеи явились публике греческие поэмы Гомера!
Так будем ли мы удивляться, что в XII–XIII веках вдруг «возродилось» древнегреческое воинское искусство?
«В высшей степени интересны для нас крестовые походы относительно способов ведения войны и находящегося от них в зависимости вооружения. Состав неприятельского войска преимущественно из легкой кавалерии и его своеобразная система битвы показали с самого начала необходимость полнейшего изменения тактики со стороны европейцев. И не только из этих причин, но и в силу неблагоприятных местных условий. Еще во время первого крестового похода пехоте отведена была гораздо большая деятельность сравнительно с той, которую она до этого времени имела. Уже при Антиохии (1097) конные воины принуждены были спешиться и тем достигли необычайного успеха. Сто лет спустя тот же маневр с равным успехом повторил Ричард I, король Английский, в 1192 году при Йоппе. В его распределении войск по древним греческим правилам ясно обнаруживается общераспространенное в то время убеждение, что военное искусство со времени падения римского государства стало на ложный путь и что следует возвратиться к тому времени, когда совершился этот поворот».
Мы не могли не выделить последнюю фразу этой чудесной цитаты. Во-первых, она прекрасно показывает нам метод работы историка. Он здесь ухитрился ни с того, ни с сего приплести к крестовым походам и древних римлян, и еще более древних греков, о которых будто бы Ричард I прекрасно знал. Даже так: оказывается, в средневековье после падения Рима о той древней истории знали ВСЕ! Представляете, веками существовало общераспространенное убеждение, что военное искусство «встало на ложный путь»!!! Несколько СТОЛЕТИЙ люди шли на войны и погибали, ЗНАЯ, что для победы надо бы применить хорошо известное чудесное воинское искусство, но почему-то продолжали воевать неправильно.
Во-вторых, цитата позволяет нам прояснить реальную историю. Ведь если отбросить словесную шелуху, вот что следует из сообщения П. фон Винклера: Троянская война произошла незадолго до крестового похода, в котором участвовал Ричард I Львиное Сердце, и возможно, в ней он тоже участвовал. Не зря же промелькнуло в тексте упоминание боев при Антиохии столетней давности, тактику которых копировал Ричард: это и могли быть «древнегреческие» войны. Думается нам, неспроста в книге историка XIX века Г. Мишо «История крестовых походов» прямо сошлись образы Ричарда и героев гомеровского эпоса:
«Две славы затмевают все остальное в истории этого крестового похода: Ричард и Саладин,[33] различные между собой по гению и по характеру, являются оба героями великой эпопеи, которая сосредотачивала на себе внимание Востока и Запада в последние годы XII века. Первый был смелее и мужественнее, второй отличался благоразумием, степенностью и умением вести дела. У Ричарда было больше воображения, у Саладина больше рассудительности; увлекаемый непостоянством своего характера, необузданно предаваясь разгулу страстей, английский король никогда не понимал, что значит воздерживать себя; он не был бы способен к управлению людьми, потому что он не умел управлять самим собой; знакомясь с его жизнью и судьбой, испытываешь больше удивления, чем восхищения. Из всех героев новейших времен Ричард представляет наибольшее сходство с героями Гомера; в нем снова встречается то мужество, которое не останавливается ни перед чем, та самонадеянность, которая никогда не сомневается в победе, то стремление возвести до небес славу своего оружия и также та слабость душевная, та чувствительность, которые заставляют Ахилла плакать, как женщина.
